В закрытом гарнизоне-2. Валерий Николаевич Ковалев

бросает руку к виску дневальный, дверь выпускает группу и оглушительно хлопает.

      Мы вниз не спускаемся, традиция, и возвращаемся в кубрик, к открытым окнам. На широком подоконнике одного из них, уже стоит наготове экипажная «Комета».

      Как только открывается дверь подъезда и из нее возникает первый «дембель», Серега Антоненко давит кнопку и наступившую тишину взрывает марш «Прощание славянки».

      Из подъездов близлежащих казарм появляются другие группы увольняемых, в воздухе возникают новые «славянки» и в окнах всех этажей гроздьями висят моряки.

      – ..р-раа!!! – мощно несется над заливом и в небо взмывают сотни чаек.

      А группы увольняемых сливаются в одну, и парни, весело переговариваясь и изредка оглядываясь назад, широко шагают в направлении режимной зоны.

      Там они в последний раз пройдут мимо своих ракетоносцев, с развевающимися на рубках сине-белыми флагами, и каждый взглядом простится с кораблем. Навсегда.

      Когда последние фигурки исчезают за открытыми створками ворот «зоны», мы прекращаем орать, и от избытка чувств закуриваем.

      – Да, – в три затяжки сжигает свою «приму», сидящий на подоконнике Витька Свеженцев. Скорее бы осень и домой!

      – Ничо! – встряхивает чубом Серега Осмачко. Щас сходим на три месяца в автономку, потом санаторий и тю-тю!

      – А мы с Васькой, наверное, останемся на сверхсрочную, – хлопает по плечу друга Сашка Миронов. Служба нам нравится.

      «И никто не подаст нам руки, сундуки мы с тобой, сундуки!» весело декламирует Васька, и все хохочут.

      А минут через десять издалека доносится певучая сирена, и по фарватеру, вдоль строя кораблей, в сторону выхода из залива, рассекая синь воды подводными крыльями, проносится белоснежная «Комета».

      На ее корме чернеет толпа моряков, машущих бескозырками в нашу сторону.

      Прощай, не горюй,

      Напрасно слез не лей,

      А лучше крепче поцелуй,

      Когда сойдем мы с кораблей!

      доносится оттуда, и все исчезает в туманной дали.

      У черта на куличках

      – Майна, майна помалу, мать вашу! – простужено хрипит боцман, и грузовая сетка с очередной партией груза, ложится на «стол» шахты глубоко внизу.

      Там орудуют ракетчики, раскрепляя все по штормовому, а мы – швартовная команда, под руководством командира БЧ-2 и боцмана, орудуем наверху.

      Когда очередная шахта наполняется, мы вытаскиваем ребят наверх, и все отходят в сторону.

      – Закрыть крышку шестой! – машет капитан-лейтенант в сторону маячащего на мостике старшины команды.

      Через минуту в корпусе слышен шум гидравлики и громадная крышка ракетной шахты плавно опускается на место.

      – Перекурить бы, товарищ капитан-лейтенант, – ноют Осмачко с Тигаревым и Гарифулин. Совсем задубели в шахте!

      – Гарик Данилович, облаченный в новенькую канадку, скептически косится на своих подчиненных и милостиво кивает.

      Скользя сапогами