Счастливый билет. Маурин Ли

схватила медицинскую карту Лиззи, прикрепленную к спинке кровати.

      – Аборт, доктор, – с неодобрением сказала она.

      – Отправьте ее домой, – распорядился заведующий. – К нам привозят раненых, пострадавших не по своей вине, и эти кровати нужны им в первую очередь.

      Вот так и вышло, что в тот же день после обеда карета «скорой помощи» отвезла Лиззи обратно на Чосер-стрит.

      Китти разволновалась, когда к дому подъехал казенный автомобиль. Невзирая на холод, поглазеть на необычное событие сбежались несколько соседей. Китти помогла дочери войти в дом и обняла ее. Она до сих пор не знала толком, что с ней произошло. Миссис Гарретт обронила что-то невнятное насчет кровотечения и пообещала заглянуть к Китти «до того, как Лиззи вернется домой», рассчитывая, что девушка проведет в больнице как минимум неделю, как и должно было быть, потому что бедняжка едва стояла на ногах и явно страдала от сильной боли.

      Ужасная мысль, которая время от времени пыталась пробиться в сознание Китти, вновь дала о себе знать, но женщина усилием воли отогнала ее прочь. Она не могла думать об этом. Просто не могла. Китти даже не могла заставить себя спросить у дочери, что случилось. Позже Тереза Гарретт расскажет ей обо всем.

      А сейчас в первую очередь следовало подумать о том, как устроить Лиззи с наибольшим комфортом. Девочка была бледной и слабой, не могла даже сесть самостоятельно и сейчас держалась за перила, чтобы не упасть.

      – Я не смогу подняться по ступенькам, мам. У меня колени подгибаются.

      Лиззи смотрела в пол, избегая взгляда Китти.

      – Ложись сегодня со мной, Лиззи, родная моя, пока тебе не станет лучше, да?

      – Да, мам.

      – Хочешь прилечь прямо сейчас, девочка моя?

      – Хорошо, мам.

      Господи милосердный! Лиззи едва передвигалась. Она доковыляла до гостиной, где Китти помогла ей сесть на кровать, а потом подняла и уложила ее ноги поверх покрывала, и все это время Лиззи морщилась от боли, хотя ни разу не вскрикнула и не заплакала.

      Том О’Брайен ввалился в дом. После рабочего дня он весь взмок, и его одежда пропахла пóтом. Он принес с собой резкий запах оливкового масла, которое разгружал с обеда до самого вечера.

      С годами брюхо Тома приобрело поистине устрашающие размеры. Сейчас оно выпирало настолько сильно, что совершенно похоронило под собой пояс брюк. Черты лица Тома огрубели до такой степени, что Китти иногда казалось, будто он утратил всякое сходство с симпатичным озорным фермером из графства Корк, который предложил ей руку и сердце двадцать лет назад – хотя сейчас ей казалось, что с тех пор прошло уже сто двадцать лет.

      Стоило Тому переступить порог, как пелена мрака и уныния накрыла дом и всех его обитателей, и развеется она не раньше, чем он отправится в паб после чая. Никто из детей не заговорил с ним. Такого не случалось еще ни разу. Они словно растворились в воздухе. Кое-кто забился в угол, кто-то сбежал в гости к друзьям. Тони и Крис ушли в кино.

      После того как Том съел матросское рагу[11],

11

Матросское рагу – мясо, тушенное с овощами и галетами.