Возвращение. Александр Александрович Михеев

построили вокруг этого стола. Из потайной дверцы, неотличимой от деревянной обивки стен, капитан достал не откупоренную бутылку без этикетки и с серьёзным тоном заявил:

      – Это отличный ром, забрал его из порта Кубы. Плавал со мной больше пяти лет и всё ждал подходящего момента. Ну, чтож, дружок, настал твой подходящий момент. Настала пора напомнить мне и рассказать нашему спутнику, каково там, на жарких берегах Кубы.

      Завершив описание безымянной бутылки, он рассмеялся. Разлив его по двум алюминиевым кружкам с помятыми боками и не пролив ни капли он сел напротив, взял кружку первым едва подняв её над столом, и стукнул по моей. Отпив солидный глоток, он поудобнее уселся в капитанском кресле и, не опуская кружки на стол сказал:

      – Ну? Пей, давай. И рассказывай чего так долго стоял там?

      Я выпил. И рассказал. Обо всём, о неизвестных мне родителях, о жизни, которую я жил, об Эмбер и жизни после. Я не умолкал, пожалуй, пару часов, но сейчас мне кажется, что я проговорил всю ночь, замолкая только чтобы сделать ещё один глоток рома. И наш разговор с каждым моим глотком становился всё более похожим на монолог. Нет, скорее на исповедь. И старый капитан был моим священником.

      Не знаю, что подействовало на меня так, может ром, может личность капитана, внушающая доверие одним своим присутствием, а может, потому что я ни с кем и никогда не делился подробностями своей жизни и переживаниями, которые она несла.

      Позже я решил, что повлияло всё вместе в одинаковой степени.

      Мы просидели так всю ночь, ром был действительно отличный, он пробирал и согревал, но не брал. Не брал моё сознание себе, оставлял контроль. И за ночь я успел опьянеть и отрезветь дважды, пока бутылка не иссякла.

      Не помню, о чём говорил капитан, как прошла почти вся ночь, но помню, чем она кончилась.

      Она кончилась словами, которые он сказал перед моим уходом в кровать к Эмбер:

      – Арчибальд, у тебя сложная, но интересная жизнь. Поверх серых оттенков она окрасилась красками невиданных цветов, не оставляя ни одного участка непокрытым. Твоя палитра ждёт тебя в каюте. Так иди же к ней! И не смей терять! Без этой женщины не разукрасить тебе так же ярко весь остаток полотна, что отведено тебе судьбой!

      Подойдя к двери своей каюты, я остановился. Ладонь сжимала рукоять, но не открывала. Остатки рома ещё гуляли по голове, но сознание не участвовало в этом кутеже, и обратиться к нему я всё ещё мог. Я обдумывал слова капитана всю дорогу до каюты, пробираясь по качающимся от качки коридорам корабля, словно по кишкам железного монстра сожравшего и переваривающего меня. И вот я пришёл к двери, но не к выводу. Вот почему рука не подчинялась, не открывала дверь. Сознание требовало от меня ответа. Мне не оставалось ничего, кроме как согласиться с капитаном и со своим сердцем.

      Я ещё больше укрепился в мысли, что в следующем году сделаю Эмбер предложение на Холлоу Бей.

      Часть четвёртая – Украденное платье.

      Ром растворился ближе к полудню. Эмбер толкала спящего меня со словами:

      – Вставай,