Собрание произведений. Т. II. Проза. Анри Волохонский

спросил я.

      – Зачем же? Не друг друга, а один другого. По очереди. Да и много ли нужно пищи? Разговоры одни. Вот ублажать себе взоры – это любит каждый. И тут приходится, действительно, много, много показывать. На помощь пришла голография. Показываем все, что можно себе вообразить. Совершенно натуральные предметы, и разница только та, что весу в них нет. А все остальное – успешнейше моделируется. Народ очень много смотрит. Конечно, вас интересует, как обстоит у нас вопрос с любовью.

      – Я хочу видеть Анему Порханьину, – сказал я.

      – Это очень кстати.

      Ян распахнул белый научно-исследовательский халат и посмотрел на занимавший всю его грудь и живот циферблат, для удобства повернутый вниз цифрой 12.

      – Впрочем… А Элла Кокон вас временно не устроит?.. Ну, ладно, пойдемте.

      Мы миновали дверь, за которой была другая дверь с табличкой «Э. Кокон. Не беспокойте». Мы все же вошли. Ян сказал, что «нам» можно.

      Посреди неприбранной дамской комнаты прямо на полу лежал в небольшой человеческий рост размером предмет – по форме яйцо, но поуже и мягкошелковистый на взгляд. Ян еще раз глянул на циферблат и сказал, что «уже скоро». Спустя некоторое время предмет лопнул, и из него в чем мать родила выскочила вполне готовенькая бледная девица лет восемнадцати, похватала вокруг быстро тряпье, накрасила губки, нос напудрила и бросилась с улыбкой к телефону.

      – Анема Порханьина. Да-да. Сейчас бегу.

      Минут через двадцать она возвратилась какая-то не такая, влетела в комнату, подбежала к ящику, схватила в зубы конец длиннейшей жевательной резинки и стала делать ножкой пируэты, не выпуская нити из зубов и постепенно исчезая в белом вихре. Еще через пару минут Элла Кокон снова лежала на полу.

      – Что, партеногенез? – спросил я.

      – Нет, профессия. Получаются хорошие прокладки.

      Мы поднялись и вышли, причем Ян не забыл прихватить старую оболочку хозяйки дома.

      – Что еще вас интересует?

      – Где буду здесь я?

      – В отделе монументальной пропаганды вообще-то искали человека, но с вами не все ясно, не ясно, в частности, с нами ли вы. Но можете посмотреть.

      Ян подвел меня к изображению человеческой фигуры на постаменте. У фигуры еще не было лица, однако была под ногами цитата, как будто из Достоевского: «Покаянному Заблужденцу». Я смотрел.

      – Что, подпись не нравится? Голография – все можно мгновенно изменить.

      Он махнул коконом Анемы. Надпись сама собой стерлась, и вместо нее возникла другая: «Заблужденному Покаянцу».

      – Так лучше?.. Впрочем, я не несу никакой ответственности за ваше поведение, – сказал Ян Янович.

      ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

      ПРОРВАЛО

      – Да, я не несу ни малейшей ответственности за ваши сновидения, – сказал Ян Яныч уже наяву. – Отдохнули? Все поняли? Ну, что ж. Может быть, вы теперь объясните, почему вы поливаете нас грязью?

      «Ох, надоел», – подумал я и ответил иронически:

      – Извините,