Собрание произведений. Т. II. Проза. Анри Волохонский

как о соседнем племени – совершенная чепуха. Наш автор плохо понял своего информатора. Тот говорил только, что «у псоглавцев глаза – на животе». Он говорил это в аллегорическом смысле. «Глаза на животе» означает, что потребности чрева являются средоточием их жизненных интересов, что на мир они глядят глазами утробы.

      Непонятый перифраз – частый источник подобных недоразумений. Случись, например, кому-либо постороннему услышать известное присловье, что «у нас в Рязани грибы с глазами, их едят, а они – глядят», он описал бы это в том духе, будто «южнее (псоглавцев) обитает еще племя зрячих грибов, имеющих обыкновение смущать своих пожирателей укоризненными взорами во время трапезы». А речь идет просто о бесстыжих рязанских бабах, которые, по мнению более сентиментальных, чем эти бабы, сочинителей присловья, пялятся на своих любовников в те самые моменты, когда стоило бы им глаза скромно потуплять. Вообще тот, кто знаком со стихией русских пословиц, может легко вообразить, чего только не намерещилось иноязычному любознательному путешественнику, особенно если над ним немного подтрунивали.

      Итак, существует единый народ: псоглавцы с глазами на животе. Но на самом деле называть их в полном смысле слова народом в значении «этнос» нельзя. Они еще никогда не выступали в качестве языкового, культурного, территориального и прочего единства и, конечно, отличаются от человека как вида. При этом биологически они настолько близки людям, что способны вступать в браки и производить на свет потомство с чертами иногда людскими, иногда – нет. Внимательные исследователи всегда отмечали также ряд переходных форм, однако критика последних лет твердо установила, что если такие формы и существуют, то недолго. В подобном промежуточном создании кто-нибудь быстро исчезает – либо человек, либо псоглавец, и сколь это ни прискорбно, чистый кинокефал чаще выходит победителем во внутренней драме. Если бы не определенно собачьи головы и повадки, можно было бы признать псоглавость категорией духа, а не плоти, но живой опыт и прямая очевидность препятствуют подобному докетическому фантазерству. Не лишенным смысла выглядит на первый случай предположение, что псоглавцы – те же преадамиты, существование которых подразумевается в первой книге Бытия при описании брака Каина с «женщиной из земли Нод». Получалось бы, что Каин женился на даме с собачьим личиком. Однако картина эта, хоть и льстит пошлому вкусу моралиста, не может утолить голод требовательного разума: в Писании ничего не говорится о сотворении псоглавцев как таковых, а стало быть, они или животные, или люди, и скорее люди, коль скоро способны заключать с людьми сказанные браки и даже иногда – очень редко – превращаться в людей под влиянием каких-то особенных обстоятельств. Оставалось бы думать, хоть это и противно, что кинокефалы являются морфологической разновидностью человеческого рода, возникшей в результате деградации, но против этого говорит чрезвычайная устойчивость формы, простая же деградация дала бы – и фактически дает – веер признаков, из которых псоглавость могла бы быть лишь одним, без какого бы то ни было преобладания. Однако,