Мерцающий огонь. Джулианна Маклин

очевидно. По ее глазам вижу. И меня тошнит от одной мысли об этом.

      Я подошла к папе и ободряюще потрепала его по плечу.

      – Мы не знаем этого точно. Но даже если он и правда твой отец, ты не имеешь ко всему этому никакого отношения. Ты хороший человек, ты не причастен к тому, что он делал.

      – Но если мы родственники, – возразил он, – значит, моя мать… Как она могла скрывать это от меня? Неужто стыдилась? Она знала, что он творил и за кого сражался. В конце войны, когда все это выплыло наружу, уж точно поняла. И она была замужем за другим мужчиной. Одного этого достаточно, чтобы полностью перечеркнуть все то, что я о ней знал. Думал, что знаю. Уж ты-то, Джилл, должна меня понять – после того, как Малкольм поступил с тобой. Я много лет прожил в неведении. Как она могла скрывать это от нас? Особенно от дедушки Джека?

      Его лицо залилось краской. Мне искренне хотелось его успокоить:

      – Может, это не то, чем кажется? Незачем нам гадать. Я так понимаю, с ней ты пока не говорил?

      – Нет. Я просто не могу в это поверить. Она всегда казалась мне идеальной матерью, а Джек был героем, сражался с Гитлером, рисковал своей жизнью. Не могу даже представить, как бы он отреагировал на эти фотографии.

      – Мы пока не знаем, что за всем этим скрывается. – Я очень старалась говорить непринужденно. – Может, есть какое-то объяснение, например… вдруг она была разведчицей и муж сам отправил ее в Берлин, чтобы она соблазнила этого мужчину? Ну, знаешь… шкатулка с потайным отделением, секреты… Очень в духе Джеймса Бонда.

      – Давай, смейся надо мной.

      – Я вовсе не смеюсь. Это не выдумки, тебе и самому известно. Во время войны было много разведчиц.

      Он снова поднял на меня глаза:

      – Знаю. Но моя мать не была одной из них. Она бы рассказала мне об этом.

      Я сделала шаг назад. Зачем напоминать отцу его собственные слова о том, что знать о ком-то все попросту невозможно – даже если это кто-то очень близкий? Вероятно, люди, которых мы считаем хорошими, всего лишь лучше других умеют хранить секреты.

      Папа посмотрел на часы:

      – Нам пора. Мне скоро забирать ее из дома престарелых.

      – Я поеду с тобой. Заодно и расспросим ее.

      Папа покачал головой, как будто ему претила сама мысль об этом:

      – Не представляю, с чего начать.

      – Просто покажем ей фотографии, – предложила я, – и послушаем, что она скажет.

      – Привет, Эдвард, – улыбнулась нам дежурная медсестра. – Она все еще играет, благослови ее Господь.

      До нас донеслись звуки пианино. Бабушка резво наигрывала I'm Looking Over a Four-Leaf Clover[4] и пела от всего сердца.

      – Попробуйте оторвать ее пальцы от клавиш, – хохотнула медсестра, жестом приглашая нас следовать за ней. – Она бы всю ночь играла, если бы мы ей разрешили.

      – Она это дело любит, – согласился папа.

      Мы прошли мимо пустых инвалидных колясок у стены и тихо скользнули в общую комнату.

4

«Я смотрю на четырехлистный клевер» – песня 1927 года, исполненная Ником Лукасом.