Грядет еще одна буря. Сейед Мехди Шоджаи

всей вашей бдительности, не восприняли негативно те противоречия между внешней стороной и внутренней, с которыми столкнетесь. Имейте в виду, что мы все, более или менее, стараемся измениться к лучшему.

      В любом случае, для меня это удобная возможность, и в основном потому, что перед вами я не должен таиться и быть осмотрительным. Остальные видели только одну сторону медали, то есть Хадж Амина. Вы же видели и другую ее сторону – Хушанга Амини, и от вас ничего не скроется.

      Я это все говорю, разумеется, по той причине, что с самого начала я не был безбожником. И потому Хадж Амин Ад-Дауле, пользующийся доверием среди жителей Тегерана и особенно на базаре, в Паменаре и в перулке Лути Салех[9], даже если бы и захотел, не смог бы быть безбожником. Разве у Хадж Амина Ад-Дауле было множество детей, чтобы поддерживать доброе имя и авторитет отца? Нас всего-то было два брата и три сестры.

      Сестры повыходили замуж, взяли фамилии мужей и были заняты собою и своей жизнью. И хранить доброе имя отца остались мы с братом. Да все потому, что отец – да будет ему земля пухом – помимо своего доброго имени, больше ничего в наследство нам не оставил. Пока был жив, все, что имел, другим раздаривал, а перед смертью все, что осталось, пожертвовал на благотворительность. Земля-то на него ничего не донесет, и вот в последний миг он вытряхнул свой карман и ушел в мир иной, оставив мать в нужде с такими аргументами: «Ау меня разве было наследство от отца?! Сами потрудитесь и обрящете», или: «Я добыл все эти гроши, чтобы приготовиться к последнему пути, а не чтобы оставить; и раздать их на пути Господнем – то же самое, что и унести».

      Я ему говорил: «Хадж-ага! Все, что у вас было, вы роздали. Богу не понравится, если вы нас лишите и этой малой толики».

      Он ответил: «Вы же живы, и у вас есть возможность зарабатывать. Разве Богу понравится, что я с пустыми руками отправляюсь в последний путь? Без провизии на дорогу? Этот путь трудный?»

      Я ему сказал: «Вы, слава Богу, свой багаж раньше себя отправили».

      Он поначалу насупился, а затем расплакался: «Какой багаж, Хашем, милый?! Кто ж идет в гости к султану с пустыми руками? Нести ножку саранчи в подарок царю Соломону[10]? Мне самому стыдно за те дары, что послал Ему. То, что дали мне во временное хранение, вернул я владельцу его и назвал это дарами».

      Он меня называл «милый Хашем» – моим настоящим, первым именем, до того, как я поменял его на «Хушанг». Разумеется, Хушанг тоже возник не сразу, не с бухты-барахты. Сначала товарищи в младших классах сменили «Хашем» на «Хуши», подготовив мне почву для двойной жизни. Но отец до самой кончины звал меня «Хашем» и злился, когда слышал «Хуши».

      Он говорил: «Аль-Асма туназзалу мин ас-сама, то есть имена ниспосылаются с неба, и мы не имеем права их менять».

      Это было одним из тех его наказов, что я не слушал, и ту же беду я накликал на голову Коукаб и Камаля.

      Ладно, проехали. Аль-Калам южаввиз аль-калам[11]. Я пустослов без тормозов. Мой брат Касем после смерти отца уехал в Наджаф

9

Паменар – название одной из старинных улиц недалеко от базарного квартала Тегерана, на юге города. Переулок Лути Салех – ныне не существующий переулок рядом с базаром.

10

«Нести ножку саранчи в дар Соломону [в персидской традиции – Сулейману] – позорно, но для муравья это – целое искусство» – персидская поговорка. То есть дарить что-то чрезвычайно мелкое, нестоящее и дешевое великому человеку. Намек на то, что подарить такую вещь для муравья – это целое искусство, говорит о том, что даже такую безделушку можно преподнести со вкусом (как оправдание за ее малоценность). В русском языке есть синонимичная поговорка: «Не дорог подарок, дорого внимание».

11

«Слово разрешает другое слово» (араб.)