День, когда пала ночь. Саманта Шеннон

дороге он расписывал красоты Хрота: сверкающий изумрудный лед в его дальних пределах, играющие в небесах завесы сияния; лето без ночи, водопады, застывающие накрахмаленными простынями и не оттаивающие почти весь год.

      – Тебя послушать, там как во сне. – Мара перепрыгнула лужу. – Понятно, почему ты редко бываешь в Инисе.

      – Инис красив по-своему, – возразил Вулф. – Не так дивен и огромен, зато он богаче. И ласковей.

      Он вдохнул запах жухлой травы:

      – Я соскучился по осени. И по весне тоже – по ее ароматам и краскам. Надоедает все время дышать снегами.

      – У снега есть запах?

      – Для него даже слово есть. «Скетра» – запах дочиста отмытого воздуха.

      – А ты по-прежнему близок с другими дружинниками? – спросил благородный Эдрик. – Они к тебе добры?

      – Да, отец, – ответил Вулф, чуть помедлив.

      Почти правда. Не стоило тревожить родных из-за презрения одного.

      – А знаешь, у тебя появился хротский выговор, – заметила Мара; щеки у нее порозовели от холода. – В прошлый твой приезд я его слышала как набегающую волну. А теперь он застыл льдиной.

      Вулф, хихикнув, покачал головой:

      – Хротцы, стоит мне открыть рот, узнают чужака.

      – Ох какой же ты чужак! Ты с девяти лет топчешь те же снега.

      – Мы так гордимся тобой, Вулф, – сказал Эдрик. – Будь ты здесь или в Хроте.

      – Спасибо, отец.

      У своего арендатора благородный Эдрик долго не задержался, и все же в поместье они вернулись только под вечер, замерзшие и облепленные грязью. К тому времени домоправитель приготовил для Вулфа его старую комнату. Вулф тронул пальцем знак, выцарапанный на косяке кем-то из прежних обитателей Лангарта, – крошечный кружок с протянувшимися вверх тонкими линиями.

      Они с Марой и Роландом годами ломали голову над его значением. Находили и другие такие, выцарапанные у очагов, на окнах и дверях. Знаки, бесспорно, были языческими, но благородный Эдрик не велел их трогать. «Они так же принадлежат Лангарту, как мы с вами, – сказал он детям, – мы не станем святыми, стирая прошлое».

      Вулф собирался просто прилечь, вспомнить, как спится рядом с родными, но задремал и увидел сон, который помнил с детства. Сновидение увело его в глубину лесов, он искал кого-то, сам не зная кого, искал долго и упорно, громко звал, но никто ему не ответил. Он бежал, бежал, плача от страха, пока деревья не расступились и не открыли пропахшую кровью поляну. Он слышал рядом гудение пчел – слышал, но никогда их не видел.

      – Вулф.

      Он вырвался из сна, еще слыша пчел. На краю кровати сидела Мара.

      – Ужин готов. – Сестра тронула его за плечо. – Тебе что-то снилось?

      – Нет. – Он протер глаза. – Па с Роландом вернулись?

      – Скоро будут.

      Мара переоделась в платье оливкового цвета, отчего стала ярче зелень ее глаз.

      – Что тебя тревожит?

      Сестра всегда все замечала, с сопливого детства.

      – Ничего, – сказал Вулф. – Я сейчас спущусь.

      Они прошли в Большой зал. Вулф всегда любил его