Угрюм-река. Вячеслав Шишков

путникам свой острый злобный нос. Вправо открылась матерая протока, влево – едва виднелся узенький, поросший кустарником рукав.

      Ибрагим повел шитик в широкую протоку. Чрез добрый час, когда уже надвинулись сумерки, шитик с налету врезался в песок. Сгущавшийся осенний мрак кутал невидимкой все кругом. Пришлось на мели заночевать.

      Ночи не было, был миг. Проснулись оба, удивились: да полно, спали ль? Как будто только что легли. Но нет, уже появилось солнце, и снег кругом предательски блестел, слепя глаза. Вода, как и вчера, быстро скользила мимо шитика, впереди играли беляки.

      – Сначала найдем, Прошка, ход... Выплывем на глыбь и – к берегу. Тогда горячий чай напьемся... Холодно!

      Посиневшие, голодные, оба спустились без штанов в ледяную воду и наметками стали щупать дно. Вода грызла ноги холодными зубами. Иззябшие, измученные неудачей, с проклятием вернулись обратно: впереди ходу нет, река замыкается сплошной песчаной мелью, чрез которую еле переливает тонкий слой воды. И так версты на две, на три. Что ж делать? Значит, брать в узенький рукав.

      – Леший ее знал!.. Бэз чалвэка, Прошка, пропадем!..

      – Пропадем. Дальше всё острова виднеются. Без плана трудно. Карты такие большие есть, где все срисовано, называются – планы.

      – Понимаю, – сказал Ибрагим.

      После торопливого, всухомятку, завтрака с большим трудом сняли шитик с мели и, со всех сил упираясь баграми, стали тихо подыматься вверх, назад. Только под вечер пришли они к носу острова, который так же злобно, как и в прошлый день, смотрел на них трауром черных и белых пятен.

      – Черт знает, весь вчерашний труд пропал задаром, – закусил дрожавшие губы Прохор и с досадливой тоской взглянул на пробитую в плесе ледяную дорогу: ее вновь сковал мороз.

      – Надо стрэлой лететь, тогда выйдем... А мы двадцать верстов вперед, пятнадцать назад... Тьфу! – плюнул Ибрагим, всматриваясь в устье маленькой проточки.

      – Надо по двести верст в сутки проплывать. Надо день и ночь плыть, Ибрагим.

      – Мало ль чего надо! – крикнул черкес. – Дома надо сидеть!.. Куда черт понес!.. Не шутка.

      – Давай сделаем очаг на шитике, чтоб к берегу не приставать.

      – Хоть бы какой шайтан встретить... Ни тунгус, ни черт нэту. Тьфу!!

      Левая протока, куда направили шитик, стала постепенно расширяться; она быстра и глубока.

      – Какой хитрый! – сказал Ибрагим, бросив весла: шитик самоплавом подавался вниз.

      – Кто хитрый?

      – Кто? Вода!.. Маленький вода, гляди, какой большущий стал; большой вода совсэм вчера дурак. Поди узнай...

      – Гы, черт... Слышь, опять шумит!

      Впереди раздался глухой рокот.

      – Водопад в горах или порог! – тревожно прислушивался Прохор к нараставшему шуму.

      Бессильное солнце садилось в тучу, сентябрьская зима все еще белела, куда ни взглянь. Где-то близко октавой промычал сохатый – лось.

      – Гуси, Прошка, гуси!

      Ибрагим схватил ружье и замер. С бодрым гоготаньем низко тянул вдоль реки табун гусей.

      – Эх, срэзать бы, –