Старая-старая быль. Алёна Берндт

добра со всеми. Всегда приветлива и с улыбкой, никто в деревне слова бранного от неё не слыхивал, за то и недолюбливала её злобливая Ефросинья. Муж её, Наум, частенько говаривал:

      – Тебе бы, Фрося, у Пелагеи манеры перенять, и не орать на соседей так, что на дальнем хуторе слыхать!

      Мечтала Фрося, что обязательно скажет Пелагее, что хоть и не чета её Прошка для красавицы Глафиры, но уж так и быть, ежели у Прошки такая любовь к Глаше приключилась, не станет Ефросинья противиться, пусть берет он Глашу в жёны! И, как бы нехотя, она даст своё согласие породниться с Житниковыми!

      Вернувшись от соседки, Ефросинья довольно потирала руки. Зачем еще приглашают в дом сваху, как не сговориться о будущем сватовстве! А к кому может свататься самый завидный парень в Берёзовке, как не к первой красавице!

      Теперь мысли Фроси метались в голове – надобно прибрать избу, и двор вымести… Да сказать Мишке, чтобы он побелил да подцветил выбитые солнцем ставни.

      – Матушка, когда пойдете к Ярониным-то? – встретила её дочка, – Маруська мне сказала у колодца, что воротился дядька Авдей.

      Ефросинья и сама ждала отрезы ткани, уже договорившись о пошиве с местной портнихой, но совершенно позабыла об этом после новости о свахе.