Моя навеки, сквозь века. Марина Повалей

присел, чтобы спустить с поводка своих пуделей.

      Писарь, по форме своего ведомства, вывернул с Садовой и приближается к воротам, цель держит мимо, в руках разносная книга… матрос! Есть! Плывёт, голубчик, следом!

      Дальше мешкать нельзя, Василий скинул шапку, подавая знак охране и те сорвались с мест. Вынул наган. Плевать на обывателей, плевать, на прохожих! Злодей не увидел, или наоборот, решился на последний шаг и бросился прямо на Павлова, что прохаживался, заложив руки за спину. Выстрел, следом за ним стреляет и Василий, видя, как раненый в руку Павлов выхватывает свой револьвер. Штабс-капитан попадает в ряженого, выбивая оружие из его руки.

      Люди вокруг бегут, кричат, но Василий их не слышит. Живой! Прокурор стреляет, но оружие даёт осечку, а люди охранки уже скрутили злодея. Павлов в недоумении смотрит на собственный револьвер, не понимая, или наоборот понимая, что только что произошло.

      Револьвер дал осечку!

      Кабы не Алиса! Если б не её рассказ, было б кончено сегодня!

      Прокурор бросает оружие в сугроб, резко скидывает шинель и бросается на неподвижного преступника. Рычит в исступении.

      – Ваше высокоблагородие! Он не опасен! – Василий заслоняет собой дорогу Павлову. – Нельзя, ваше благородие, его нужно взять живым…

      Из дома к барину бегут швейцар и дворник. Через миг – жена прокурора, с воплем в одном капоре. Не пойми кому она кричит:

      – Коля! Папу убивают! Коля! Папу убивают! Коля!…

      Женщина не видит, что она, почитай, раздета, челядь, прохожие, лающие собаки…

      – Коля! Папу убивают!

      Не замолкает ни на миг, кричит, все слова её, беспрерывно повторяясь, слились в один животный крик.

      – Успокойтесь! Ради Бога! Опасность миновала, – попытался капитан, но она, словно, и не слышала.

      – Елена! Уймись немедленно! Всё обошлось! – гаркнул Владимир Петрович и её как обрубило вопить, она бросилась к нему на грудь и громко зарыдала.

      – Тьфу ты… – ругательство от призрака матроса прозвучало очень нецензурно.

      Василий не подал виду, что услышал. Он не сомневался, призрак проследует на допрос за товарищем, а когда тот расскажет всё, то можно будет и с неживым поговорить.

      Террористы, хоть живые, хоть мёртвые, всё одно – идейные. И этот оказался идейным, уже потом, после приговора и казни Николая Егорова, одного из организаторов Кронштадтского восстания и неудавшегося убийства Павлова, товарищ этот так и не заговорил.

      – Нам нужно серьёзно поговорить! – провозгласила Алиса, глядя вниз, на базар на льду Фонтанки, стоя у Аничкового моста.

      Кто бы объяснил Василию, отчего при этих словах ему сделалось так нехорошо? Сразу как-то неприятно сжалось в животе, в дурном предчувствии.

      – Чинят-чинят, никак не починят, – пробухтел Василий, понимая, что просто оттягивает неизбежное. Сейчас она скажет, что знать его не хочет, что дела у него опасные…

      – Мы должны сотрудничать, – бревно, которое рабочие передавали из рук в