Пляска смерти председателя Томского. Олег Новокщёнов

всё закладывается в детстве. Мы должны принудительно прививать младенцам страсть к познанию, истине, красоте. Перекраивать детские мозги с целью культивации любви, давая направление уму и сердцу.

      – Да, друг мой, но нельзя забывать и о старости! Положим, человек реализовал свои потенции в пятьдесят, сорок, да пусть даже в тридцать лет. И чувствуется разлад в душе его, жизненные тяготы терзают дряблое тело. Что делать? Я знаю – убьём его самым безболезненным способом! Врачи уверяют, такой есть. В самом деле: если устроить машину, которая в тысячную долю секунды раскурочит человека на электроны, то это разрушение никак не будет сопровождаться страданием, так как не сможет отразиться на нервах по причине своей кратковременности.

      – Бесспорно, это высшая гуманность!

      – Увы, единственное, чем можно помочь.

      А комсомольцы всё резвились на лужайках парка, не ведая, что помощь уже близко и судьба их предрешена…

      VII

      – Я вот что подумал, Яков Леонович. Надо бы ей судьбу какую-то определить. Понимаете, о чём я? – спросил Томский.

      – Да-да, документы выправить, рабфак, партячейка…

      – Нет, не то, – Томский выдержал паузу. – Вот возьмём, к примеру, переселение душ. Душа, соединившись с телом, проходит астральный путь, а провидение играет судьбой как картой, и ставка в этой игре – жизнь.

      Райцес округлил глаза.

      – Или вот, допустим, предсказания иллюминатов…

      – Михаил Павлович, наука…

      – К чёрту науку! – Томский сделал решительный жест. – Не для того мы поднимали революцию, чтобы слушать эту антропософию! Рабочему классу нужны не относительные истины, а абсолютные, как скорость фотона в вакууме! Если мы не заставим себя это понять и принять, история сметёт нас так же, как смела гнилой царизм. Как вы можете этого не видеть?!

      Томский подошёл к большому книжному шкафу и, порывшись, достал старый фолиант.

      – Вот, возьмите. Прочтите. И затвердите как правило: наука – лишь средство, а цель… она там, – Томский указал вверх.

      VIII

      Райцес хотел уснуть, но не мог: в голове роились мысли. Он взял в руки книгу, которую дал Томский. На обложке золочёными буквами было написано: «Колода судеб». Открыв на случайной странице, Райцес прочёл: «Ключник призывал Церковь отказаться от христианской проповеди, так как это мешает свободе выбора. Задачу Святого Престола он видел в увеличении количества грешников и пополнении ада. Преисподнюю рассматривал исключительно утилитарно, как некое полезное производство, где грешники должны трудом бесконечно искупать свою вину. Концепцию рая автор сформулировать не успел».

      Райцес захлопнул книгу. Ему вспомнились слова одного почтенного отца семейства, который, узнав, что его дочери практикуют спиритизм, изрёк: «Ну положим, я могу поверить, что дух Льва Толстого приходил к вам, но я ни за что не поверю, что он с вами, дурами, целых два часа разговаривал». Райцес улыбнулся и, закрыв глаза, моментально уснул.

      IX

      – Ну что,