Собор Парижской Богоматери. Вечные истории. Виктор Мари Гюго

последовала ее примеру. Незнакомец, улыбаясь, продолжал:

      – То было очень занятное зрелище. А нынче будут представлять моралите, написанную нарочно в честь принцессы Фландрской.

      – А будут петь пасторали? – спросила Жискета.

      – Фи! – сказал незнакомец. – В моралите? Не нужно смешивать различные жанры. Будь это шуточная пьеса, тогда сколько угодно!

      – Жаль, – проговорила Жискета. – А в тот день мужчины и женщины вокруг фонтана Понсо разыгрывали дикарей, они сражались между собой и принимали разные позы, когда пели пасторали и мотеты.

      – То, что годится для папского посла, не годится для принцессы, – сухо заметил незнакомец.

      – А около них, – продолжала Лиенарда, – было устроено состязание на всяких духовых инструментах, которые исполняли возвышенные мелодии.

      – А чтобы гуляющие могли освежиться, – подхватила Жискета, – из трех отверстий фонтана били вино, молоко и сладкая настойка. Пил кто только хотел.

      – А не доходя фонтана Понсо, близ церкви Святой Троицы, – продолжала Лиенарда, – показывали пантомиму «Страсти Господни».

      – Отлично помню! – воскликнула Жискета. – Господь Бог на кресте, а справа и слева два разбойника.

      Тут молодые болтушки, разгоряченные воспоминаниями о дне прибытия папского посла, затрещали наперебой:

      – А немного подальше, близ ворот Живописцев, были еще какие-то нарядно одетые особы.

      – А помнишь, как охотник около фонтана Непорочных под оглушительный шум охотничьих рогов и лай собак гнался за козочкой?

      – А у парижской бойни были устроены подмостки, которые изображали Дьепскую крепость!

      – И помнишь, Жискета, едва папский посол проехал, как эту крепость взяли приступом и всем англичанам перерезали глотки.

      – У ворот Шатле тоже были прекрасные актеры!

      – И на мосту Менял, который к тому же был весь обтянут коврами!

      – А как только посол проехал, то с моста выпустили в воздух более двухсот дюжин всевозможных птиц. Как это было красиво, Лиенарда!

      – Сегодня будет еще лучше! – перебил их наконец нетерпеливо внимавший им собеседник.

      – Вы ручаетесь, что это будет прекрасная мистерия? – спросила Жискета.

      – Несомненно, – ответил он, потом добавил несколько напыщенно: – Я автор этой мистерии, сударыни!

      – В самом деле? – воскликнули изумленные девушки.

      – В самом деле, – слегка приосаниваясь, ответил поэт, – то есть нас двое: Жеан Маршан, который напилил досок и сколотил театральные подмостки, и я, который написал пьесу. Мое имя – Пьер Гренгуар.

      Едва ли сам автор «Сида» с большей гордостью произнес бы: «Пьер Корнель».

      Читатели могли заметить, что с той минуты, как Юпитер скрылся за ковром, и до того мгновения, как автор новой моралите столь неожиданно разоблачил себя, к наивному восхищению Жискеты и Лиенарды, прошло немало времени. Примечательный факт: вся эта возбужденная толпа теперь благодушно ожидала начала представления, положившись на слова