Собор Парижской Богоматери. Вечные истории. Виктор Мари Гюго

опасался, что его повесят.

      Его повесит толпа, если он ее заставит ждать, его повесит кардинал, если он его не дождется; куда ни повернись, перед ним разверзалась пропасть, то есть виселица.

      К счастью, какой-то человек пришел ему на выручку и принял всю ответственность на себя.

      Этот незнакомец стоял по ту сторону балюстрады, в пространстве, остававшемся свободным вокруг мраморного стола, и до сей поры не был никем примечен благодаря тому, что его долговязая и тощая особа не могла попасть ни в чье поле зрения, будучи заслонена массивным каменным столбом, к которому он прислонялся. Это был высокий, худой, бледный, белокурый и еще молодой человек, хотя щеки и лоб его уже бороздили морщины; его черный саржевый камзол потерся и залоснился от времени. Сверкая глазами и улыбаясь, он приблизился к мраморному столу и сделал рукой знак несчастному страдальцу. Но тот, растерявшись, ничего не видел.

      Новоприбывший сделал шаг вперед.

      – Юпитер! – сказал он. – Милейший Юпитер!

      Но тот не слышал его.

      Тогда, потеряв терпение, высокий блондин крикнул ему чуть ли не в самое ухо:

      – Мишель Жиборн!

      – Кто меня зовет? – как бы внезапно пробудившись от сна, спросил Юпитер.

      – Я, – ответил незнакомец в черном.

      – А! – произнес Юпитер.

      – Начинайте сейчас же! – продолжал тот. – Удовлетворите желание народа. Я берусь умилостивить господина судью, а тот, в свою очередь, умилостивит господина кардинала.

      Юпитер облегченно вздохнул.

      – Всемилостивейшие господа горожане, – крикнул он во весь голос толпе, все еще продолжавшей его освистывать, – мы сейчас начнем!

      – Evoe, Jupiter! Plaudite, cives![18] – закричали школяры.

      – Слава! Слава! – закричала толпа.

      Раздался оглушительный взрыв рукоплесканий, и даже после того, как Юпитер ушел за занавес, зал все еще дрожал от приветственных криков.

      Тем временем незнакомец, столь магически превративший «бурю в штиль», как говорит наш милый старик Корнель, скромно отступил в полумрак своего каменного столба и, несомненно, по-прежнему остался бы там невидим, недвижим и безмолвен, не окликни его две молодые женщины, сидевшие в первом ряду зрителей и приметившие его беседу с Мишелем Жиборном – Юпитером.

      – Мэтр! – позвала его одна из них, делая ему знак приблизиться.

      – Потише, милая Лиенарда, – сказала ее соседка, хорошенькая, цветущая, по-праздничному расфранченная девушка, – он не духовное лицо, а светское; к нему следует обращаться не «мэтр», а «мессир».

      – Мессир! – повторила Лиенарда.

      Незнакомец приблизился к балюстраде.

      – Что угодно, сударыни? – учтиво спросил он.

      – О, ничего! – смутившись, ответила Лиенарда. – Это моя соседка, Жискета ла Жансьен, хочет вам что-то сказать.

      – Да нет же, – зардевшись, возразила Жискета. – Лиенарда окликнула вас «мэтр», а я поправила ее, объяснив,

18

Ликуй, Юпитер! Рукоплещите, граждане! (лат.)