В тихом омуте. Елена Тихонова

стола и в руках Егора оказалось то самое ружье. Я подскочила с места и уставилась на него.

      – Что за шутки?

      – Нет-нет, ты не бойся, – он положил его на стол, едва не опрокинув кружку с кофе, и поднял руки вверх. – Я почти не расстаюсь с ним с тех пор как нашел.

      – Удивительно, что оно осталось цело после стольких лет, – сказала я, продолжая сохранять безопасное расстояние: оружие я не любила, даже на съемках у меня была достаточно точная копия пистолета, которого я боялась, как огня.

      – Удивительно, – эхом повторил он. – Видишь ли, когда я вернулся, то обнаружил дом отца заколоченным. Окна, двери. Как и многие другие в поселке. Внутри все оставалось в целости, как я помнил. Но отцовского ружья не было. Старик, Семён, сказал мне, что тот наверняка забрал его с собой.

      – Сёмен тоже был в секте?

      – Секте? – уставился на меня Егор.

      – В этой вашей общине.

      – Мы не были сектой, – мне показалось, я немного обидела его. – Просто хотели жить иначе, я уже рассказывал тебе. Предположение Семёна было логичным: мой отец не оставил бы ружье, он сильно дорожил им, потому забрал его с собой, когда уходил.

      – В таком случае, где ты взял его?

      – В том-то вся соль!

      У меня разболелась голова. С другой стороны озера начали ползти темные низкие тучи, подбираясь к восходящему солнцу. Мне хотелось, чтобы этот странный разговор поскорее пришел к своей сути или просто закончился. Мне не хватало машины, чтобы я могла сослаться на дела в Вольном и уехать. Но старика все еще не было, как и моей машины, словно он забыл о своем обещании. Лиза тоже не звонила.

      Я ожидала продолжения, но лесничий смотрел на меня своими черными глазами из-под упавшей челки, давно не видевшей ножниц парикмахера, словно ждал, что я сама догадаюсь.

      – Это другое ружье?

      Он покачал головой.

      – Оно самое. Знаю, что ты сейчас подумала: я был мал, мог забыть или перепутать. Но я помню его отлично. Любой ребенок запомнил бы, дай ему в руки настоящее охотничье ружье.

      – Детям обычно не дают в руки ружья. В нормальных семьях, – добавила я, – в моем мире.

      Он снова замотал головой, будто я не понимала, куда он ведет.

      – Я помню ружье отца до последней выщерблины на прикладе. Это – оно.

      – Оно осталось у кого-то из общины?

      Его глаза загорелись, значит, я угадала. Он положил руку на приклад ружья, нежно погладил его.

      – Именно поэтому я стал сомневаться, что отец и мать ушли. То, что я нашел его здесь, убедило меня, что все – вранье.

      – Зачем бы кому-то врать? Вы ведь были тут братьями и сестрами.

      – Мы не секта, – повторил он.

      – Местные прогнали?

      – Они не любили и сторонились нас, но ненависти не испытывали.

      – Тогда что?

      – Власть. Человек, который желал отобрать власть у моего отца, забрал и его ружье. Я уже говорил тебе, что мой отец был основателем общины?

      Я кивнула, это было мне известно. Мы топтались на одном месте, мне хотелось его поторопить.

      – Ты говорил, что он был старейшиной или старостой общины.