Месяц на море. Наталия Миронина

Такие ботинки раньше грузчики носили, но сейчас уже даже они не носят. Есть специальный вид обуви для таких профессий.

      – Что за ерунда! – возмутился Сергей Мефодьевич. – Это прекрасные румынские ботинки. Их продавали на распродаже, еще талоны тогда были. Я две пары взял.

      Архипова поставила чашку на стол и пристально посмотрела на Колесникова. Он отводил глаза, но наконец не выдержал:

      – Ну что? Что?

      Оба расхохотались.

      – Да, согласен, дурацкие ботинки, – махнул рукой Сергей Мефодьевич. – Сам понимаю, но рука не поднимается выбросить. Новые же.

      – Конечно, конечно, – серьезно подтвердила Александра, и они опять расхохотались.

      «Славный такой, когда не пыжится, не пускает пыль в глаза и не строит из себя всезнайку», – подумала Архипова.

      – Сережа, спасибо тебе, – сказала она и прикоснулась к его руке.

      – Да не за что, не за что, брось… – забормотал Колесников и подскочил со стула.

      В Кронштадт они ехали долго. Шоссе было пустым, но Колесников ехал чуть ли не шестьдесят километров в час, а то и медленнее. Ругался на прохожих, полицию, водителей и даже ворон.

      – От них один вред, они отвлекают, – ворчал он. Архипова не знала, как реагировать. Всерьез ворчание воспринимать не хотелось – пришлось бы спорить и доказывать обратное, а потому она молчала, рассматривая пейзажи. Иногда восклицала:

      – Смотри, усадьба! Ой, море близко! Как красиво!

      Колесников косился на нее и упрямо продолжал ворчать.

      Наконец они доехали до Кронштадта. Было решено машину оставить на большой стоянке у вокзала, город обойти пешком, перекусить и двинуться в обратный путь.

      – Нам надо выехать не позднее шестнадцати часов, – сказал Сергей Мефодьевич. Архипова хотела спросить, куда так спешить, но передумала. «Сейчас пойдем гулять, и все станет на свои места – забудет он про свои шестнадцать часов!»

      В этом городе она бывала и раньше. С людьми, которых любила сама и которые любили ее. Только давно это было – и вспоминания уже превратились лишь в призраки ощущений, запахов и настроений. Она не могла вспомнить детали тех поездок, но, проходя по знакомым улицам, как бы переживала все заново.

      – Знаешь, в чем беда людей нашего возраста? – вдруг спросила она Колесникова.

      – В чем? – он даже остановился.

      – Мы никому не нужны. То есть как тела, как объекты жизни нужны. Но что внутри нас – никому не интересно.

      – Я давно это понял. Еще когда Вера болела.

      Архипова внимательно на него посмотрела.

      – Это другое. Это горе. Горем поделиться нельзя. Что бы ни говорили. А я о прошлом. Оно нужно только нам. Да и настоящее – тоже. Как ты объяснишь, что для тебя весна?

      Архипова вдруг хотела рассказать, как уходила ее мама. Тогда тоже была весна. Она уже было открыла рот, как вдруг опомнилась. «Я только-только сказала, что наши воспоминания никому не нужны, и тут же… – подумала она. И в это время раздался голос Сергея Мефодьевича:

      – Так, надо точно прикинуть, сколько времени