Абдоминально. Ольга Игоревна Черных

Никита не сообщил раньше? Он ведь уже не ребёнок, которым я его помню. Ему на днях исполняется шестнадцать. Я сперва не поверила в прочитанное и стала расспрашивать его о подробностях. Не успел брат толком ответить, как мне позвонила крёстная, мамина сестра.

      – Оля, приезжай! Если бы не я, Лена бы уже умерла, – заголосила она в трубку, и я расплакалась.

      Меня будто оглушили. Продолжение монолога я слушала из чужого тела. Крёстная сказала, что мама рано утром написала ей сообщение с адресом больницы и словами: «Я в терапии». Она поехала в отделение больницы скорой медицинской помощи (БСМП) и обнаружила маму в палате, лежащую без сил и практически без сознания. «Она вся синяя, как труп. Я всех там разнесла за такое отношение», – стучали в висках слова крёстной. После нескольких минут нервного разговора я поняла, что маму в ночь на восьмое мая отвезли по «скорой» в реанимацию, где она пролежала до утра, а потом её перевели в терапевтическое отделение. Я плохо ориентируюсь в больницах Новочеркасска и не сразу сообразила, что маму не просто перевели, а перевезли в другой корпус, находящийся в другом конце города. По словам крёстной, она подняла на уши медсестёр, чтобы маму снова положили в реанимацию.

      – Врачиха орала, что у неё рак! – продолжала тётя. – А я ей говорю: «Она лежала у вас, как мешок. Почему к ней никто не подходил?» А она мне: «Почему ваша родственница при смерти сюда попала? Почему никто не проследил?» Не понимаю, в чём я виновата…

      – Главное, мама сейчас под наблюдением…

      – Её только что перевезли. Я за реанимобилем на такси ехала, чтобы убедиться. Вот сволочи!

      Я так и не поняла, что бесило крёстную больше – пофигизм медперсонала или необходимость её участия. Меня же волновало другое… Что произошло и почему я узнаю об этом последняя? Не помню, чем кончился наш первый разговор, но второй проходил на повышенных тонах. Крёстная требовала, чтобы я немедленно приехала в Новочеркасск, а то она разорвётся между моей мамой и моей бабушкой. Они, на минуточку, её сестра и мать.

      Я не могла осознать реальность происходящего. Долго была в отрицалове. Мы с мамой говорили по телефону в субботу, а в ночь на понедельник она попала в больницу. И все молчали! Что с людьми не так? Сейчас я не могу позвонить маме, чтобы расспросить о случившемся. Её сумку, телефон и вещи только что забрала крёстная, а значит, я оторвана от происходящего.

      Девятое мая, полдень, остывший кофе с двумя ложками отчаяния. Я посмотрела в зеркало и увидела под глазами красные мелкие точки, которые сложно замазать тональником. Такие штуки обычно появляются после долгих часов рыдания, которые у меня случаются редко. Удивительно, что седых прядей не появилось. Больше года я судорожно слежу за событиями в России и в мире, но ни одна новость не сравнится с сегодняшней. Моя мама в реанимации. Последний раз она лежала в больнице, когда рожала сына, а до этого, когда рожала меня.

      В голове крутится строчка «Когда-нибудь это закончится» из песни «Сестра». С группы Wildways начались мои майские переживания, вернее,