Жестокеры. Алиса Рува

Помню, одной я пыталась приклеить оторванные кем-то волосы. Другой – приладить руки, скрепив их резинкой для волос, украдкой принесенной из дома. Нужно было разорвать эту резинку, привязать ее конец к одной руке и – протянув ее через тело куклы – закрепить второй конец резинки на другой руке. Непростая задача, уж вы мне поверьте!

      Я упрямо пыталась чинить то, что другие равнодушно ломали. Особенно я радовалась, когда у меня это получалось. Но иногда сломанной кукле нельзя было помочь, и я долго сидела на полу, держа ее в руках. В этом состоянии меня и находили вездесущие «надзирательницы». Они пугались того, что ребенок сидит вот так с игрушкой и грустно смотрит на нее. Они забирали куклу и сетовали, как это в ящике для игрушек завалялось такое барахло, которому самое место на помойке. Они ведь даже не знали, что эта кукла стала для меня ребенком, получила имя и ей – в награду за все перенесенные страдания – была придумана долгая-долгая и сказочно счастливая жизнь! Но мне никогда не давали придумать эту историю до конца. Меня настойчиво гнали к другим детям. Другие дети бегали и истошно орали. Это называлось «игрой» и «нормальным процессом развития, согласно возрасту». Я не могла такого понять. Никогда не любила всю эту беготню, оглушающие крики, бессмысленные телодвижения. Мне никогда не хотелось резвитьсяв общепринятом понимании этого слова.

      Меня не влекло к другим детям. Мне было не интересно с ними. Далеко не так интересно, как наедине с собой. За это меня частенько ставили в угол. Но и в углу я не скучала. Надо сказать, что даже в углу я стояла неправильно. Вместо того чтобы «подумать о своем поведении», я, уткнувшись носом в стену, стояла и выдумывала разные истории. Какие сказки рождались в моей голове! В углу у меня было на это достаточно времени. Там мне никто не мешал.

      На участке, где гуляла наша группа, я всегда играла одна – возле металлической ограды, отделявшей территорию детского сада от улицы. Помню, там, на воле, по ту сторону ограды, росли одуванчики. Я смотрела на них через решетку, и мне было грустно, что одуванчики на свободе, а я нет. Эту сцену я до сих пор помню невероятно ярко: вот я, маленькая, тяну ручонку сквозь железные прутья ограды и дотрагиваюсь пальчиком до этих желтых цветочков. Я могу дотянуться до них, они так близко, перед моим носом, но все же они свободны, а я нет! Мне казалось грустно-смешным, что моя рука «на улице» трогает одуванчики, в то время как я сама за решеткой и не уйду отсюда до вечера, пока меня не заберет мама.

      Я же говорю, что с детства была чудачкой, не от мира сего. Я видела необычное в самых обыкновенных и скучных вещах. Вот стиральная машинка в санитарной комнате это не машинка, а чей-то домик с круглым окошком, и в нем обязательно кто-то живет. А эта крючковатая палка на земле, это не палка, а старый вредный носатый дед! Я даже имя ему придумала – дядя Пудя. Помню, я по простоте душевной рассказала об этом одной из «надзирательниц». Что еще больше укрепило ее в мнении, что у этого ребенка точно не все в порядке с головой.

      Однажды