Сцены частной и общественной жизни животных. Коллектив авторов

[244] не посмел бы произнести ее название. Дайте ей каломели![245]

      – Но это ее убьет! – вскричал доктор. – Что же до этой невинной машинки, французы возвели одного из храбрейших своих генералов в маршальское достоинство за то, что он пустил ее в ход прямо перед их знаменитой колонной[246].

      – Французы могут поливать своих бунтовщиков, как хотят, – отвечал Милорд. – Я, точно так же как и вы, не знаю, к чему может привести действие этого подлого механизма; но зато я твердо знаю, что настоящий английский врач должен лечить своих больных только проверенными английскими средствами.

      Врач, который как раз начинал входить в моду, потерял всех своих пациентов в большом свете. Позвали другого врача, который принялся задавать мне непристойные вопросы касательно Пуфа и объяснил, что истинный девиз Англии звучит так: «Бог и мое право… супруга»[247]. Однажды ночью с улицы до моего слуха донесся голос Кота-француза. Увидеть нас никто не мог; я ринулась вверх по каминной трубе, а выбравшись из нее, бросила клич: «На крышу!» От этих слов у него словно крылья выросли. Он очутился подле меня в мгновение ока. Поверите ли, этот непристойный Кот-француз имел дерзость воспользоваться вырвавшимися у меня словами, чтобы протянуть ко мне лапы и сказать: «Приди в мои объятия!» Он осмелился без разрешения, вот так спроста обращаться на ты к благороднорожденной Кошке. Я взглянула на него холодно и, чтобы проучить, открыла, что я принадлежу к Обществу воздержания.

      – По вашему акценту и по нестрогости ваших правил я вижу, любезный друг, – сказала я ему, – что у вас, как у всех Котов-католиков, нет ничего святого; вы все и вся поднимаете на смех без зазрения совести; но мы, англичане, существа куда более нравственные: мы блюдем respectability даже в наших удовольствиях.

      Юный Кот, потрясенный величием английского cant, слушал меня так внимательно, что во мне проснулась надежда воспитать из него Кота-протестанта. В самых изысканных словах он поведал мне, что сделает все, что я пожелаю, лишь бы ему было позволено меня обожать. Я взглянула на него, не в силах ответить, ибо глаза его, very beautiful, splendid[248], сверкали, как звезды на небе, и рассеивали ночную тьму. Молчание мое придало ему храбрости, и он вскричал:

      – Киска моя!

      – Какая наглость! – возмутилась я, в очередной раз поразившись развязности французских Котов.

      Тогда Бриске объяснил мне, что на континенте все так говорят, и сам король, обращаясь к дочери, называет ее любовно «моя маленькая киска»[249], а многие женщины, даже самые хорошенькие и самые знатные, говорят мужьям «мой котик», даже если вовсе их не любят. Так что если я хочу доставить удовольствие Бриске, я должна называть его: «Мой Мужчинка!»[250] И он с бесконечной грацией всплеснул лапами. Я предпочла удалиться, боясь не устоять. Бриске от счастья затянул английский гимн,

245

Каломель – хлористая ртуть, в медицине употребляется как слабительное.

246

Жорж Мутон (1770–1838), наполеоновский генерал, получивший от императора титул графа де Лобау, в конце эпохи Реставрации стал либеральным депутатом, а после Июльской революции поддержал новую власть, был назначен командующим национальной гвардии и 5 мая 1831 года разогнал бонапартистское выступление на Вандомской площади, рядом с Вандомской колонной, с помощью пожарных труб, за что получил прозвище «клистирщик». 30 июля того же года Луи-Филипп присвоил ему звание маршала Франции.

247

Ср. «Бог и мое право» – начиная с XV века девиз английской монархии.

248

Прекрасные, великолепные (англ.).

249

Это ласковое обращение сам Бальзак нередко употреблял в переписке с Эвелиной Ганской.

250

В оригинале «Mon petit Homme», образованное по аналогии с «Mon petit Chat», что соответствует русскому ласкательному «Котик».