.

устраивает. Она делает вид, что злится. На фоне счастья это выглядит немножко смешно: я-то знаю, чего ей стоит не выставить напоказ свое счастье.

      – Ты только представь себе, – продолжаю я, – только вообрази, что там…

      – Да ты у нас еще и поэт!..

      Да, я готов ухватить этот мир за вымя!

      – Знаешь о чем я мечтаю? О том, как мы с тобой…

      – Ты бы лучше…

      Моя попытка рассказать Рие о своих планах на будущее терпит полный провал.

      – Ты собираешься на мне жениться?

      – Что ты имеешь в виду?

      Рия молчит. Затем:

      – Ты забыл погладить мне спинку.

      Я глажу. Это одна из лучших минут в моей жизни.

      Итак – никаких начинаний.

      Глава двадцать вторая. Муки ревности

      Иной раз, придя домой, я застаю Рию в обществе безбородого юнца, у которого слезятся глаза от того, что он длительное время, не мигая, смотрит на Рию. Я не могу назвать его красивым – он прелестен! У Рии всегда гости. Больше часа она не в состоянии находиться в одиночестве, поэтому окружена гостями, как сироп пчелами, жужжащими ей на ушко разные похвалы. Я давно заметил, что многие из них при одном только ее появлении теряют дар речи. Ее дар – притягивать мужчин.

      Прежде чем войти в дом, я покашливаю, чтобы не испугать Рию и замашками собственника не стать посмешищем у этого пунцовощекого юнца.

      Бывает, что мне необходимо неделю-другую заниматься делами вдали от дома. Все эти дни я скучаю без Рии и, покончив с делами, спешу домой, рассчитывая вернуться хотя бы к ночи. И когда ошибаюсь в расчетах, попадаю только под утро.

      Итак, я покашливаю. Затем тихонечко зову Рию. Ответа нет. Слышен только крик осла из конюшни. Утро раннее и Рия, видимо, еще спит. Она всегда просыпается поздно и терпеть не может, когда кто-то нарушает ее сон. Осторожничая, я все-таки вхожу и нахожу их спящими. Разметавшиеся по постели молодые тела, уставшие, просто мертвецки обездвиженные, без каких-либо признаков жизни. Только прислушавшись, можно расслышать их молодое дыхание. Только присмотревшись, можно разглядеть, что они дышат. Чтобы не разбудить их, я тихонечко пробираюсь к окну и отодвигаю в стороны занавески: новый день на дворе, дорогие мои, не пора ли встречать рассвет? Ни-ни. Они даже не шевельнулись. И с чего бы вдруг? Даже солнце еще не взошло. Тогда я выхожу из дома и любуюсь восходом. Ведь в жизни нет ничего прекраснее, чем встречать рассвет наедине. Я люблю летние утра прохладно-сизые, солнце в дымке, вершины гор в розовом озарении, дальние домики кажутся кусочками сахара, беспорядочно разбросанными по склонам, зелень деревьев еще черная, а верхушки взялись бирюзой, царствующий над миром пронзительно сверкающий золотистый купол храма. Я бы любовался всем этим вечно, но пора обратиться к действительности: как там мои труженики? Прежде чем выскочить из дому, я уронил на пол глиняный горшок, чтобы он с грохотом разлетелся на части. А сам выскочил на улицу, надеясь, что кто-то ведь проснется от такого грохота. Любуясь рассветом, я думал о тех странах,