Раздвигая руками дым. Павел Козлофф

ребёнка. И, может быть, она была права. Дочь с легкостью освоила английский, учитель выставлял Бугаеву в пример, и поражался чистой речи «юной леди». Французский, дополнительный язык, давался ей не менее успешно. В других предметах обошлось без двоек.

      Катя росла общительной, не замкнутой, но, как-то – и без близких, доверительных подруг. При ней повсюду был Аркадий Чадов, незаменимый рыцарь на контрольных. А свел их, как ни странно, «Мумий Тролль».

      Аркадий знал, как оказалось, всё. А Кате полюбила «Наше радио», оттуда и узнала эту группу. Они общались языком из песен.

      – «Утекай», – предупреждал Аркадий, – «в подворотне нас ждет маньяк».

      – «Он посадит тебя на крючок», – стращала Катя.

      Катюше нравились загадочные тексты, где из привычных слов сплетались фразы, не открывающие тайн, а сладко опьяняющие слух. Она всё слушала «Дельфинов» с альбома раннего «Икра».

      – «Тонешь, тонешь», – завораживал волшебный голос, – «не потонешь».

      – «Ты сломаешься внезапно».

      – «Может – выпьешь яду. Слижешь дважды».

      – «Знаешь? – Мне уже не важно». – И резюмировал, потише, – «Все не так уж важно».

      Слова и звуки навевали настроенье. Они напоминали те стихи, висевшие у мамы на стене, почти вплотную к «Красному квадрату».

      А мама объяснила очень ясно: «Квадрат» – работы дяди Казимира. Стихи же написал хороший дядя. Запомни, его звали Даниил». «Квадрат» манил и звал малютку Катю, но мама не давала с ним играть.

      – Ты нарисуй. Вот видишь, это – краски. Попробуй, нарисуй его сама. А мы потом посмотрим, что же выйдет.

      И девочка пыхтела и старалась. Рисунок выходил один в один.

      Ну, а стихи от дяди Даниила, с пеленок вызывали лишь восторг.

      – Кто тут смеется? Кто у нас смеется? – и мама снова повторяла строчки – «Дай мне глаза твои! Растворю окно на своей башке!».

      Чтобы умерить всплеск эмоций, Вера читала строки, где давалось толкованье:

      Пе – чернильница слов твоих.

      Трр – желание твое.

      Агалон – тощая память твоя.

      К пяти годам Катюша твердо знала стих. И применяла, в целях объясненья:

      – Я, мама, трр, хочу конфету. А то у меня вся память тощая.

* * *

      Детство текло, ну а потом промчалось. Пришла пора готовиться к ЕГЭ. Катюша многое и разное узнала о спутниках своих ребячьих игр. Что из того, что Хармс такой известный, а про Малевича, так – что тут говорить? В душе она считала их своими.

      Мать деликатно наставляла дочь, что в жизни будет много испытаний. На выпускной любая девочка мечтает нарядиться. Но в Кате появилось чувство такта: «Да что ты, мамочка, ведь всё не так уж важно». С собой лукавить было тяжелей. Как раз из этих бытовых вопросов всё важное подчас и состояло. Быть замухрышкой на пороге новой жизни? На «выпускной» нельзя пойти в джинсе. Она решила – лучше не ходить.

      Внезапно появилась тетя Алла. О ней не говорили никогда. Мама заплакала, и плакала – от радости. А вечером старалась