Кент Бабилон. Генрих Шмеркин

каникулы. Жена моя к тому времени поставила крест на своём инженерстве и, повинуясь материнскому инстинкту, устроилась в школу, где учился наш Митяй – преподавать черчение. И по новой пошла грызть гранит науки – в заочный педагогический, на физмат.

      …В купе со мной ехали молодожёны – Люся Борисовна и Пётр Тимофеевич. Оба не первой молодости.

      Получив постельное бельё, молодожёны сразу начали играть в «балду».

      Игра, в принципе, несложная. Чтобы ты, читатель, понял, в чём суть, давай попробуем разок сразиться.

      Ты и я будем называть по одной букве, и, на ком кончится слово, – тот проиграл.

      Итак, я начинаю – «з». Твоя очередь. Допустим, ты говоришь «и».

      Понятно. А теперь скажи, куда ты её пристраиваешь. Спереди? Или сзади?

      Ах, спереди?! Значит, получилось «из».

      Существительного такого нет, на тебе слово не закончилось. Наступает очередь моя. Я на некоторое время задумываюсь и, перебрав какое-то количество вариантов (ИЗмена, ИЗнанка, ИЗобличение, вИЗг, мИЗансцена, ИЗгнание, эгоцентрИЗм), добавляю в конец букву «ю». Итак: «изю».

      Ай да автор, ай да сукин сын!

      Изящно, непотопляемо!

      Ни во что, кроме «изюма», ты этого «изю» не превратишь.

      «Изюм», естественно, оканчивается на тебе, поэтому ты проиграл.

      Нет?!

      Не проиграл?

      Ты говоришь не «м»? Ты говоришь «б»?!

      Ну, б… Извини, но тогда получится не «изюм», а «изюб».

      А на «изюб» – слов нет. Ты таки проиграл!

      Ах, есть?! «Изюбрь»? Это что ещё такое? Олень?.. Тогда на твоё «изюб» я отвечу: «Изюбрь». И тебе останется лишь поставить мягкий знак в конце слова.

      Как это «нет»?

      Проиграл я?!

      Потому что говорил, что слов с «изюб» не существует?

      Не будь мелочным, мыслитель! Неважно, кто выиграл. Важно, что ты «въехал».

      Люся Борисовна и Пётр Тимофеевич сидели бок о бок на нижней полке и под стук колёс, глядя друг другу в глаза, шептали:

      – С…

      – Ст…

      – Стр…

      – Остр…

      – Остра…

      – Достра…

      – Адостра…

      – Адострас…

      – Адостраст…

      – Адострасти…

      – Адострастие…

      – Ладострастие…

      – Сладострастие!

      Всё отдам!..

      Иногда эти голубки делали вид, будто забывают о моём присутствии. Я пулей выскакивал из купе. Некоторое время спустя Люся приходила за мной в тамбур и, как ни в чём не бывало, интересовалась, «куда это вы пропали, мы уже начали волноваться…». Я докуривал очередную сигарету и возвращался. Они угощали меня пепси-колой, которой везли целых два ящика (достать пепси в Харькове было невозможно, а в Туапсе её было навалом), и грецкими орехами. Угощали – то ли в знак благодарности, то ли в качестве компенсации за причиняемые неудобства.

      Поезд наш был не скорый и останавливался у каждого столба. На какой-то станции (кажется, Лабинск) кривенькая бабулька торговала отварной картошкой – парующей, крупной, рассыпчатой. На обрывок газеты, из ведра, она выкладывала пять-шесть белоснежных картошин, добавляла кусочек масла и мокрый солёный огурец.