Остров мертвых. Умереть в Италбаре. Роджер Желязны

высадил меня у башен Бартола, униформа передвинула мои сани на несколько футов, открыла для меня дверь, получила свои деньги, выключила улыбку и удалилась. Я поехал обратно в «Спектр», сожалея, что мне не удалось поужинать там и лечь в постель пораньше вместо того, чтобы растрачивать вечер, оставляя автографы на листьях.

      Радио в санях заиграло диксилендовую мелодию, которую я не слышал уже несколько веков. Из-за этого, а еще из-за дождя, начавшегося секундой позже, меня захлестнуло ощущение одиночества и сильная тоска. Машин было немного. Я торопился.

* * *

      На следующее утро я послал курьерграмму Марлингу с Мегапея, в которой просил не беспокоиться, поскольку Шимбо навестит его до конца пятого сезона, и спрашивал, не известен ли ему пейанец, именуемый Грин Грин или как-то похоже и каким-либо образом связанный с Именем Белиона. Я попросил его ответить курьерграммой за счет получателя, адресованной Лоуренсу Д. Коннеру с Покоя, и не подписался. Я планировал в тот же день улететь с Дрисколла на Покой. Курьерграмма – пожалуй, самый быстрый и один из самых дорогих способов межпланетного общения; и тем не менее я знал, что получу ответ не раньше, чем через пару недель.

      Конечно, отправляя сообщение такого класса с указанием Покоя в качестве обратного адреса, я рисковал разоблачить свой псевдоним на Дрисколле, но я улетал в тот же день и хотел побыстрее со всем разобраться.

      Я выписался из отеля и поехал в дом на улице Нюэйдж, чтобы напоследок осмотреть его еще раз, по пути остановившись для позднего завтрака.

      В Малиновом Замке я обнаружил лишь одну новую вещь. В почтовом ящике что-то лежало. Это был широкий конверт без обратного адреса.

      На нем было написано «Фрэнсису Сэндоу, от Рут Ларис». Я отнес его внутрь и не открывал, пока не убедился, что в доме нет никаких лазутчиков. Потом убрал в карман крошечную трубочку, способную стать причиной мгновенной, тихой и с виду естественной смерти, сел и распечатал конверт.

      Да.

      Еще одна фотография.

      Это был Ник, мой старый друг Ник, карлик Ник, мертвый Ник, скаливший зубы сквозь бороду, готовый броситься на фотографа, стоящий на каменном карнизе.

      «Прилетай на Иллирию. Здесь живут все твои друзья», – гласило послание, написанное по-английски.

      Я зажег первую за день сигарету.

      Настоящее имя Лоуренса Джона Коннера было известно Малисти, Бейнеру и Дюбуа.

      Малисти был моим представителем на Дрисколле, и я, как мне казалось, платил ему достаточно, чтобы он был выше подкупа. Конечно, на человека можно надавить и другими методами… но он и сам узнал о том, кто я такой, всего днем раньше, когда фраза «Бека-бебека, овца-чернавка» предоставила ему ключ для раскодирования особой инструкции. Прошло слишком мало времени, чтобы кто-то успел оказать на него давление.

      Бейнеру не было никакого смысла мне досаждать. Мы были партнерами в совместном предприятии, представлявшем собой одну из тех капель в море, о которых складывают поговорки. Вот и все. Мы оба были настолько богаты, что даже когда наши