Родом из детства. Алексей Курилко

хвастался он, работает как часы. Но время вышло…

      Чтобы как-то отвлечься от невесёлых дум, я начал прислушиваться к внутреннему монологу с самим собой.

      Не дрейфь, братишка, говорил я себе. Мы что-нибудь придумаем.

      Что тут придумаешь?

      Без паники, Леонид, без паники. «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг».

      Какому врагу? Ты – мой главный враг.

      Зря ты так. Я-то тут при чём?

      При том! Это ж как нужно себя ненавидеть, чтоб так бухать?!

      Начинается!

      Продолжается! С каких буёв тебе вообще бухать? Молодой здоровый мужик!

      Не урод, не калека… Пишешь, тебя издают… Чего тебе не хватает, сволочь?

      Я устал…

      Да с чего тебе уставать! Ты что, на шахте уголь добываешь? На тебе пахать можно!

      К твоему сведенью, во время умственного труда человек сжигает в два раза больше калорий, чем…

      Какого труда? Умственного? Тоже мне Эйнштейн нашёлся! Блез Паскаль, твою мать! Кстати, ни Эйнштейн, ни Паскаль, ни Ньютон, ни даже твой любимый Ницше не бухали.

      А Менделеев?

      Менделеев, может, и выпивал… По праздникам… Но он не жрал водяру в три горла две недели подряд!

      Хемингуэй тоже пил.

      Хемингуэй войну прошёл. И не одну! Он работал как проклятый. И здоровье бычье имел. Он две бутылки мог всосать, но утром – как бы сильно ни бухал накануне – садился и писал, писал, писал…

      У Высоцкого случалось шесть-семь запоев в год.

      Сравнил шары бильярдные с яйцами! У того была всенародная слава и любовь, а тебя даже мать родная не любила.

      Слава – не проблема. Я над этим работаю.

      Мечтай, мечтай. Ты сдохнешь – и тебя уже через год ни одна падла не вспомнит, а Высоцкого сто лет будут помнить.

      То же самое, между прочим, говорили ему, когда он сравнивал себя с Есениным.

      Вот и учился бы у них хорошему, а не плохому!

      Это чему, например?

      Трудолюбию, блядь! Трудолюбию и самодисциплине! Легко бухать как Есенин, как Высоцкий, как Шукшин, но ты сперва напиши столько же…

      Я напишу больше…

      Ты напиши не больше, а лучше.

      Я напишу.

      Я посмотрю.

20

      С каждой минутой мне становилось всё хуже. Сложно сейчас описать тот похмельный синдром. Я помню, было ощущение, будто из моих вен выкачали всю кровь и по ним гуляет холодный воздух. (Может, это и означает выражение – «в жилах стыла кровь»?) Немели конечности… Сердце то бешено стучало, то замирало совсем… Такое было ощущение…

      Потом меня часто тошнило, но желудок был пуст и рыгать было нечем…

      Когда меня бросило в пот, я вышел на балкон – подышать, проветриться.

      На улице было свежо и прохладно.

      Я глянул вниз. Третий этаж – не так уж высоко… Но всё-таки на два этажа выше моего безрассудства.

      А что если…

      Мелькнувшая идея вдохновила меня и придала сил. Я вернулся в комнату. Взял в шкафу два пояса от халатов, подтяжки и брючный ремень. Связал их между собой. К концу подвязал Маринину сумочку. В тюрьме подобное рукодельное изделие называют