Месяц за год. Оборона Севастополя. Сергей Юрьевич Соловьев

вскрыл конверт, где на розовой надушенной бумаге, была коротенькая записка:

      Буду рада вас видеть в четверг, непременно приходите. Вас отпустят из полка, не сомневайтесь. Можете взять с собой и своего друга, он будет рад.

      Ольга Плещеева

      Юноша спрятал письмо в рукав мундира, постарался сделать непонимаюшее лицо, но губы словно сами растянулись в улыбке, как береза прорастает сквозь камень.

      – Все обошёл, всех победил, – подначил товарища Николай Лесков.

      – Сходи непременно, – тихо сказал Серж, – такие дамы не терпят небрежения. Посидишь, поразвлекаешь общество. Ни к чему тебя такое приглашение не обязывает. Люди приятные там бывают, литераторы, поэты, художники. Сам собой, и свитские, близкие к государю.

      – Ты то там бывал? В доме Ольги Николаевны?

      – У нас немного другой круг, хотя был принят и Плещеевой. Потом к Шереметевым сходим, как в корнеты выйдем.

      К вечеру друзья вернулись в полк, оставалось недалеко до отбоя. Никита не спеша раздевался, но вс так же был не весел. Сел а стол, зажег свечку, и принялся корпеть над бумагой, старательно выводя буквы. Наконец, закончил, отдал письмо денщику, сунул ему двадцать копеек на извозчика.

      – Опять письмо?

      – Опять…

      – Пошли в четверг со мной, прогуляемся, после шести по полудни, – предложил Мишель, – одному не так весело. В кофейню Жерара сходим.

      – Годится… Четверг же завтра?

      – Завтра и собираемся!

      ***

      День в полку заканчивался зимой рано, и Репин с Залепским принялись одеваться. Никита с удивлением видел, как тщательно готовит Яким мундир барина, а сам Мишель одевает колет вместо вицмундира. Репнин усмехнувшись, оделся также.

      – Это в кофейню?

      – Мы же кавалергарды, Никита, мы должны блистать. Яким! собирайся, выходим! – крикнул Залепский.

      – Прохор! – позвал денщика Никита, – почисти колет и принеси.

      Вот и Репнин также одел колет, офицерский щарф, проверил ещё еле растущие бакенбарды, и остался вполне доволен своим обликом.

      Они одели шинели, быстро прошли через входные ворота, козырнув караульному. Второй караульный удивился, и спросил товарища:

      – Чего выпустил? На гауптвахте насидимся…

      – По записке полковника Есипова, – и кирасир показал написанное на серой бумаге письмо.

      Другой кивнул, и поправил ремень, обшитый бронзой, медной каски на голове, и спокойно встал рядом с товарищем.

      Уютный возок вёз юнкеров по заснеженным улицам Санкт-Петербурга. Никита пытался рассмотреть в окошко, куда же они едут.

      – Мишель, ты уверен, что извозчик не ошибся дорогой?

      – Никита, ты зря волнуешься. В Зимний Дворец не привезет.

      Спустя недолгое время возок остановился, и кучер крикнул:

      – Приехали!

      Репнин с Залепским и денщиками вышли из возка, Никита озирался, не понимая, где они.

      – У дома Плещеевой.. Мы приглашены.

      – Однако…

      – Пойдём, нас ожидают.

      Они