Я сам свою жизнь сотворю… Лепестки сакуры. Белый город. Геннадий Вениаминович Кумохин

поэтому отец без лишних разговоров норовил побыстрее отправиться спать.

      Нечего и говорить, что я с детства привык гордиться своим отцом. В одном из первых стихотворений, которое я придумал в то время, когда еще не знал, что существует такое понятие, как рифма, были такие строчки:

      Он был начальником заставы,

      И командиром роты был.

      Он от Москвы с боями,

      Шел прямо на Берлин.

      Если не считать некоторых неточностей, смысл его отражал действительность достаточно верно.

      Одно время отец работал на грузовом такси. Это был грузовик с кузовом, обтянутым брезентом, который заезжал в самые дальние, расположенные в горах села, куда не добирался ни один автобус. Зимой в Карпатах это было небезопасное занятие. Это внизу, на равнине, снега выпадало мало, и он, пролежав всего несколько дней, как правило, успешно таял. А в горах, особенно на перевале, он лежал гораздо дольше, и морозы там случались серьезные. Иногда отцу приходилось по несколько часов мерзнуть в неисправной машине в такой глуши, где надеяться встретить проезжающую машину было совершенно бесполезно.

      Я помню, как мы сидели с мамой на кухне в ожидании отца и слушали, как завывал холодный ветер в печной трубе. Мне казалось, что на много километров вокруг нас нет никого из людей. Только ветер и снег, да где-то в горах едет на своей «ласточке» отец, с трудом пробираясь домой через наметенные сугробы.

      Под впечатлением ощущения хрупкости нашего бытия я впоследствии написал стихотворение «Хуторок».

      Ночью в степи тишина и безлюдье,

      Робкий горит огонёк.

      Стёкла в окне разрисованы вьюгой.

      Тихо стоит хуторок.

      – Мама, а скоро наш папа приедет,

      Долго нам ждать ещё?

      – Скоро, уж скоро, милые дети,

      Месяц давно прошёл.

      Тане подарит он новую книжку,

      К лету – цветной сарафан.

      Ване сапожки, коньки и штанишки.

      Папа всё знает сам.

      Ночью в степи тишина и безлюдье,

      Робкий горит огонёк.

      Стёкла в окне разрисованы вьюгой.

      Тихо стоит хуторок.

      – Папа приехал, ведь я говорила!

      Слышишь полозьев скрип?

      Люди чужие дверь отворили,

      Гроб с телом отца внесли.

      Ночью в степи тишина и безлюдье,

      Робкий горит огонёк.

      Стёкла в окне разрисованы вьюгой.

      Тихо стоит хуторок.

      Но все эти проблемы отступали, когда отец оказывался на природе. Только здесь он чувствовал себя по-настоящему свободным. Как правило, на все вылазки он брал меня с собой.

      В первые годы приоритет отдавался охоте. Мы ходили с ним поздней осенью и зимой за зайцами. Сначала довольно результативно. Отец метко стрелял из своей неразлучной «ижевки» шестнадцатого калибра, и мы редко приходили без трофеев.

      Постепенно мы с отцом все больше начали переходить на рыбалку. Дичи в окрестностях Мукачево становилось