Ольховый король. Анна Берсенева

ее под локоть, кивнул Сергей Васильевич. – Во всяком случае, для меня.

      – А куда вы идете? – спохватилась Вероника. – Вы же не собирались меня провожать.

      За разговором она не заметила, что он дошел с ней почти до самого дома доктора Цейтлина.

      – Не собирался, – подтвердил он. – Но заметил, что вы боитесь.

      – Ничего подобного! – возмутилась Вероника. И тут же, не сумев скрыть любопытства, спросила: – Как вы могли заметить?

      – Невелика тайна. – Он пожал плечами. – Даже гораздо более изощренный в обмане человек, чем вы, подает множество внешних сигналов о своем внутреннем состоянии. Есть язык тела, и читать его несложно. Вы не робкого десятка, но ходить одна по городу в темноте боитесь и совладать с собой не можете. В психиатрии это называется фобия.

      Такое слово Вероника слышала впервые. Оно ее заинтересовало, а слова про язык тела смутили, что опять-таки было странно: после того как началась война и она стала сестрой милосердия, все связанное с телом приобрело для нее сугубо медицинский смысл, поэтому смущать не могло.

      – А… вы успеете нанять фурманку? – скрывая неловкость, спросила она.

      И снова вышло невпопад – по всему, что за сегодняшний вечер стало ей понятно о Сергее Васильевиче, едва ли может вызывать беспокойство, успеет ли он сделать то, что намерен сделать.

      Он словно не заметил глупости ее вопроса. Да, манеры у него безупречные. Хотя он не военный, это заметно. Впрочем, что она знает о манерах? Что папа рассказывал, увещевая, что она не должна вести себя как крестьянка, да что внушала в гимназии классная дама, которую называли Фифой. И, конечно, что успела заметить в поведении Винцента – его манеры были именно безупречны даже в горячечном госпитальном аду.

      – Мне на Немигу, – сказал Сергей Васильевич. – Так что пока нам по пути. Далеко вы живете?

      – Уже пришла, – ответила Вероника. – Вот мой дом.

      – Ваш?

      Он оглядел двухэтажный дом, рядом с которым они остановились на Богадельной. Электрический фонарь над входной дверью освещал выщербленные пулями стены с облезлой штукатуркой. Но и при такой запущенности понятно было, что построен этот дом добротно и с хорошим вкусом.

      – Конечно, не мой, – объяснила Вероника. – Это дом доктора Цейтлина. В первом этаже он пациентов принимает, во втором живет. А я у него комнату снимаю и столуюсь. И ассистирую на приеме.

      – Странно, что вашего доктора не потеснили, – заметил Сергей Васильевич.

      – Потеснили, – кивнула она. – Но после всё вернули. Лазарь Соломонович очень хороший доктор. Не только общей практики, но и по нервным заболеваниям. Знаете, на Коломенской улице больницу открыли? Там он тоже работает. И пациенты у него есть высокопоставленные.

      – Чекисты? Да, у них работа нервная.

      – Не знаю, чекисты или нет. Я об этом не расспрашиваю.

      – Правильно делаете. Что ж, до завтра, мадемуазель.

      Он пошел вниз по улице, к Немиге, но, сделав несколько шагов, обернулся и сказал:

      – Оденьтесь завтра попроще.

      – Селянкой? –