Ольховый король. Анна Берсенева

хочешь, – вздохнул Яша.

      А глаза его сказали: не все ли равно, как родители узнают? Ты уезжаешь, это главное, и этого не изменить.

      Глава 4

      – Эта пора называется индейское лето.

      Он слегка поддернул поводья, и лошадь быстрее побежала по песчаному лесному шляху. Солнце клонилось к закату, и лучи его, проходя сквозь желтые и багряные осенние листья, рассыпались по плечам Сергея Васильевича, будто кто-то проводил по ним пальцами света. Он действительно оделся мастеровым – поддевка была вместо пиджака и фуражка вместо вчерашней фетровой шляпы. Вероника сидела на фурманке у него за спиной, но странным образом знала, какое у него выражение лица в каждую минуту. По интонациям догадывалась, наверное.

      – Где же так называется эта пора? – спросила она.

      – В Североамериканских Соединенных Штатах.

      – Неужели и в Америке вы бывали? – иронически поинтересовалась Вероника.

      И подумала, не успев еще проговорить до конца: «А ведь возможно, что и бывал».

      Утром выехали в сплошном белом тумане, и Вероника сказала, что такой, наверное, бывает в Лондоне. Непонятно, зачем ввернула это сравнение – скорее всего, просто хотела отвлечь себя от пугающих размышлений.

      – В Лондоне туман другой, – не оборачиваясь, сказал Сергей Васильевич. – Несколько дымный и с красноватым оттенком. Дома там из красного кирпича, от городской копоти он темнеет – поэтому. Да и не всегда в Лондоне туманы. Это ложный стереотип.

      – А вы откуда знаете? – удивленно спросила Вероника.

      – Видел, – ответил он.

      – Где? – не поняла она.

      – В Лондоне и видел.

      Так что, может быть, заносила его судьба и в Америку. Не все же, как она, не бывали дальше ростаней за околицей.

      В очередной раз Вероника убедилась, что ирония совсем не ее козырь, а ирония в отношении Сергея Васильевича особенно. В конце концов, он просто старше и жизненный опыт у него больше.

      Наверное, он услышал, как она вздохнула и даже носом шмыгнула. Если обернется, то взгляд у него будет снисходительный, словно перед ним несмышленое дитя.

      Но он не оборачивался, а в голосе его снисходительности не слышалось. В нем вообще ничего не слышалось – Сергей Васильевич просто ответил на ее вопрос, и тон у него был нейтральный, а вернее, безразличный.

      – В Америке не был, – сказал он. – Но сочинения Фени-мора Купера в детстве читал запоем.

      – Я тоже! – Вероника обрадовалась, что он говорит без презрения. – Особенно про Следопыта любила. Папа мне эти книги в Пинске покупал.

      – В Пинске были книжные лавки?

      – Конечно. – Ее уязвило, что он думает, будто она выросла в медвежьем углу. – Одиннадцать книжных лавок, представьте себе. А если нужной книги не найдешь, то можно было выписать. Хоть из Варшавы, хоть из Москвы или даже из Санкт-Петербурга. Мы с колежанками тайком французские романы выписывали.

      – Думаю, теперь, под Польшей, все эти ваши пинские лавки