Убитые девушки. Хизер Критчлоу

в этом с Сарой – все будет по-другому: не так проработано, менее отшлифовано. Придется даже прибегнуть к съемкам скрытой камерой. Кэл вынужден сразу, с самого начала, вовлекать слушателей в свое расследование. Иного способа выполнить задачу нет.

      Глядя вдаль, за линию столбов, Кэл мысленно переносится в невыразительную, похожую на тюремную камеру комнатенку, в которой они разговаривали. Он и Дюбуа. Кэл почти ощущает противный резкий запах антисептика в средстве для мытья пола. И его снова охватывает сожаление из-за упущенных возможностей. Вся страна радуется смерти Дюбуа, упивается его бесславным концом. А Кэл – вопреки всякой логике – все еще отказывается поверить в добровольный уход убийцы из жизни. Не таким он выглядел человеком, не был на той грани, когда выход один – суицид. Это позерство, это лукавство, это наслаждение при рассказе о том, как ловко он вводил в заблуждение опытных экспертов, даже требование шоколада – все это никак не вяжется с поведением человека, не собирающегося задерживаться на этом свете. Даже без учета его финальных язвительных реплик.

      Мог ли кто-то удушить убийцу разорванной простыней? В больнице утверждают, что никаких ошибок надзора той ночью допущено не было. Но не слишком ли это удобно? Или Кэл обманывается? Люди могут впасть в депрессию в один миг и в таком состоянии способны на спонтанные выходки. Вытворят что-нибудь, а потом только задумываются. Такое случается сплошь и рядом, каждый день.

      Дюбуа был значимой вехой на пути Кэла: если бы программа вышла, он мог стяжать себе и славу и богатство. Или, по крайней мере, стабильный доход и признание. Но последние слова монстра грозили преследовать его до конца жизни.

      Кэл возвращается на дорогу, достает записывающую аппаратуру. Поэтические повествования стали его коньком, журналистской «маркой». Если остальные прибегали к сухому или нейтральному новостному репортерскому стилю, Кэл старался перенести слушателей в те места, которые видел сам. Поначалу это удивляло их, возможно даже лишило его некоторых закоснелых любителей посмаковать преступления без лирических отступлений. Но Кэл об этом не сожалел – для него люди за кадром значили все.

      Глава девятая

      Выпуск первый:

      «Лошадь вернулась одна»

      Одноколейная дорога, ведущая к конюшням Хайтэпов, – место пустынное даже в дневное время. Окаймляющие ее стены, каждый камень которых уложен вручную, довольно старые: они уже накренились, но еще не обрушились. И сплошь обросли зеленовато-голубым лишайником, походящим на океанские водоросли. Но до галечных пляжей Абердинского побережья, потрепанных солеными водами Северного моря, отсюда двадцать миль.

      Тридцать пять лет назад породистая гнедая кобыла по кличке Руби вернулась на конный двор без всадницы и почти затемно. Лошадь дрожала, а из глубокой раны на ее ноге сочилась кровь. Поводья были спутаны, одного стремени недоставало. По рассказам конюхов, спина кобылы пенилась от пота, глаза, полные ужаса, дико вращались. Спекшаяся кровь свидетельствовала