Убитые девушки. Хизер Критчлоу

отмахивается от нее. Приложив ко рту руки домиком, она призывает:

      – И трусы тоже долой!

      На самом деле Лейла не ожидает, что ее приказ будет выполнен. Но она сейчас верховодит, дергает марионеток за ниточки. И никто не задает вопросов. Все слушают только ее указания. Один из официантов бросается вперед и резко стаскивает с парня трусы. А потом они отпускают его и расступаются.

      Возможно, сказывается темнота. Или всеобщее возбуждение. Но только когда смех затихает, все понимают, что парень плачет. Скрючившись, с искаженным лицом, содрогаясь всем телом, он с трудом натягивает трусы непослушными руками.

      И тогда наступает тишина. Все разом смолкают, осознавая: все зашло слишком далеко.

      – Черт, – бормочет кто-то, пока проученный «говнюк» шмыгает носом. Лица парня не видно за завесой спутанных волос. – Эй, ты в порядке?

      – Это была всего лишь шутка. – Скрестив на груди руки, Лейла выступает вперед. – Разве тебе не смешно?

      Парень оборачивается, вскидывает на нее глаза.

      – Ты конченая сука! – выкрикивает он, и девушка пятится под напором ненависти, исказившей его лицо.

      Глава тринадцатая

      Кэл

      Коттедж еще крепкий, но некогда побеленные стены под воздействием осадков приобрели грязно-бежевый цвет; деревянные оконные рамы прогнили, во дворе появились сорняки высотой с целый фут, а на подъездной дороге как попало брошена техника. Припарковавшись на обочине, Кэл всматривается в суровый горизонт: уходящие вдаль поля, беззащитные перед непогодой. В снежную пору сюда, должно быть, вообще не добраться: основные дороги оказываются занесенными, а крутая проселочная колея коварна и непредсказуема.

      Кэл еще в машине прицепил и включил микрофон. И, шагая к двери, он описывает все, что видит, упоминая даже о колокольчиках, не способных больше звенеть, потому что их веревочки перевились и завязались в тугие, не склонные распутываться узелки.

      На стук в дверь отзывается низкорослый мужчина. Его лицо изрезано глубокими морщинами боли и гнева, не рассеявшимися за несколько десятков лет. Волосы седые, на подбородке топорщится грубая щетина, клетчатая рубаха несвежа.

      – Мистер Макки, я Кэл Ловетт. Мы разговаривали с вами по телефону.