Братья. Книга 3. Завтрашний царь. Том 2. Мария Семёнова

поминали вам о святыне?

      – Ни словом, господин. Ни намёком.

      – А от людей на Верхнем исаде что-нибудь слышали?

      – Нет, господин. Уж какой болтовни… но всё про иное…

      Дымка вроде успокоилась. Села, начала умываться. Эрелис внимательно слушал допрос. Топтама ловил взгляд Вагурки. Гайдияр прохаживался, усмехался. Светильники опять понемногу начинали подымливать, но Ознобише недосуг было за ними следить.

      – А свергая сей камень, заметили вы хоть малое требище? Уголья, остатки?

      – Не заметили, господин…

      – На молотках о сказанном присягнёте?

      Могучих каменотёсцев шатало буйными ветрами. Ознобиша изрядно дал им напужки, понудив говорить перед праведными, но присяга!.. Присяга страшна, это клятва Богам, это всё мечется в кон, и земная жизнь, и посмертная!

      Хорошие ватаги недаром зовут мирскими дружинами. Где один, там и знамя! Всё тот же, самый решительный, метнул оземь шапку, смятую в кулачище. Бухнулся на колени:

      – А присягнём, господин правдивый! Не спятим!

      Ватага согласно шумела, опускаясь на пол за коноводом. Ознобиша поклонился мужеству трудников, потом престолу. Эрелис глядел очень спокойно, лишь бьющаяся жилка выдавала его. Там свивала гнездо боль, готовая насесть без пощады, когда спадёт напряжение.

      Он неторопливо кивнул:

      – Я хочу слышать твою правду, райца.

      Ознобиша подавил приступ икоты.

      – Слушай же, о судья и праведный государь. Этот райца нашёл, что ватага трудника Латыни, свергшая памятный камень, учинила обиду вдове Званице без умысла и разумения. Означенные ватажники свидетельствуют сие прямым словом, готовые, если нужно, возложить на алтарь свои кирочки. Впрочем, бремя их вины таково, что я не усматриваю необходимости в столь суровом дознании.

      Дымка вылизывала заднюю лапку.

      Взгляд Эрелиса был обманчиво рыбьим.

      «Спроси меня, на котором законе или судебном случае я советую основать приговор…»

      Перед Ознобишей с готовностью развернулись страницы, читанные едва ли не в Пятери, но Эрелис сказал:

      – Поистине, вся эта тяжба не перевесит пера чайки, витающей над Верхним исадом. Подобные дела миряне решают между собой, не тратясь на судебную продажу. Однако и торгового приговора я не могу в полной мере назначить, ибо не вижу ответчика.

      Гайдияр хотел встрять. Эрелис поднял руку. Из-под малого венца выползла капля пота.

      – Я здесь вижу лишь трудников, убравших камень с дороги. Где тот, кто забыл указать им, который обломок дозволено трогать, который нет? Где тот, кто никак не отметил место славы и смерти? С кого взыщем за это? С юного сына, выросшего без отца? С вдовы, искавшей пропитания детям? Или с воинских старшин, не взявших заботы ни о живых, ни о мёртвых? Во имя ловчей сети, готовой опутать виновного и разрешить правого! Наказав камнеделов, мы уподобимся младенцу, что бросает в печь колотушку, прибившую палец. Итак, если справедливость требует кары, пусть передо мной обличат допустившего небрежение. В остальном же я могу лишь воззвать