Убийственный урок. Татьяна Чекасина

в кресле (для неё узкое), вытянув венозные ноги:

      – На передний край! Там водопровода нет! Моё воспитание!

      – Да, мама. Ты герой!

      Слепая на краю парадного дивана, ночью на нём отдыхает Октябрина, а днём – фрагмент их гостиной, выгороженной в проходной большой комнате (стол добротный, стулья вокруг, пианино). Её слепой дочери на её кроватку бы за шкаф, но её идеальная мама, перед которой она так провинилась, уступив когда-то какому-то Ивану или Петру, или Павлу, говорит и говорит. После отъезда Наденьки в деревню «оратории» с краткими перерывами вторые сутки…

      – Не могла идти лёгким путём!

      – Не могла, – кивает Надина мать. – А телефона там нет?

      – Какой телефон! Глушь!

      Какое-то время они прислушиваются, Октябрина ещё и глядя прямо на телефонный аппарат.

      Слепая говорит:

      – Жених, наверное, в обиде.

      – Какие женихи! Разве женихи у Наденьки на уме!

      Недавно она нахваливала парня из третьего подъезда, его мама – интеллигентная тихоня.

      – Другого ей надо! Выше, крупней… Как твой отец…

      – Папа со мной, немаленькой, на руках мог танцевать! – улыбка Надиной матери.

      То, что до её слепоты, она помнит и рада, когда именно к этому времени обращается Октябрина Игнатьевна.

      – Наденька позвонит. Вот-вот! Если б не провели телефон, я бы телефонную станцию разгромила, до министра бы дошла!

      – Да, ты ге-рой! – довольное хихиканье.

      – Темнеет…

      – Травой пахнет. Так пахнет вечером.

      У Нади Кузнецовой нигде не болит, правда, будто ныряет в воду, но выныривает, когда думает о бабушке.

      Она и свела с Володей… Он у них пьёт чай, Октябрина Игнатьевна говорит за них. Потом Володя уходит в соседний подъезд. Он покупает билеты в театры. Идут. Октябрина в единственном, как она называет, «жемчужном» выходном платье. Как-то и маму берут в оперу, там не надо смотреть. «Фауст», Маргарита… В ту ночь слепая рыдает, и вердикт: водить её в театр вредно.

      И вот учёба к финалу. Перед госэкзаменами консультации.

      В аудитории рядом с Надей зевает Аня:

      – Как надоело!

      Надя ни с кем в группе не общается, а тем более, с этой Аней. Та бывалая дама. У неё ребёнок. Она глядит из другого мира холодными глазами, но любит «оторваться». «Ух, вчера мы кутили, оторвались!» Надя никогда не «кутит», не понимает, что такое «отрываться». Её отношения с однокурсницами деловые: даёт списывать конспекты лекций. В ответ, то одна, то другая приглашают на каток, на дискотеку, в кино. Но времени нет: контрольные, доклады, зачёты…

      Аня объявляет:

      – Госы госами, а весна весной», хочу в «кабак».

      Впереди вечер никакой. Опять Володя… Будет хвалить свою работу инженера-теплотехника. Будет хвалить Надю: ещё три года назад, когда они с матерью переехали в этот дом, заметил, но благодаря Октябрине Игнатьевне… Они пойдут в кино или на концерт, в театр… Там он будет брать её за руку, и она оттолкнёт