Взрослые дети. Марк Дин

он и отказывался. Много съел. Хороший парень: голодать будет, терпеть будет лишения, а не пожалуется».

      Очевидно, полковник счел, что потомкам знать полную фамилию его товарища не обязательно, а с Саши и вовсе хватит одних хвалебных слов. Ведь солдат должен быть скромным и уступать старшим по званию место в истории. Именно потомкам адресовался сей шедевр, ведь Груздев уверился, что эти заметки прекрасно подходят для воспитания дисциплины и вместе с ней патриотизма. Он решил немного поскрипеть насчет того, что всяким подозрительным иностранцам дозволено теперь шляться по приграничным районам и прежде закрытым городам. «В этой связи на наши Вооруженные силы, – с упоением размышлял Груздев, – ложится еще больше ответственности в плане выявления и нейтрализации вышеуказанных неблагонадежных элементов». Полковник почесал лоб, чтоб лучше думалось, и в его голове родилось следующее: «Вот, к примеру, одна из наших застав на реке Уссури, важнейшем притоке Амура, проявила себя лучшим героическим образом. Ее солдаты, ведомые хорошим знакомым автора и отличным офицером Юрием К., неистово борются с иностранными браконьерами и прочими вредоносными элементами, проникающими к нам с сопредельных зарубежных территорий».

      «Молоденький мальчик» пришел бы в замешательство, увидев, во что превратился его рассказ.

      Славный эпизод в тамбуре, достойный названия «Олени и люди так похожи», был из послания потомкам безжалостно вычеркнут. Три порции жаркого силой полковничьей мысли прибавились к единственной Сашиной с целью сугубо воспитательной. Молодой офицер-«макаронина», постигающий мудрость Груздева, должен был из заметок уяснить, что «ему нужно не набивать свое брюхо, как тупорылому борову», а «делиться с солдатом последним куском хлеба».

      Груздеву показалось, что Саша смотрит в его сторону. Полковник поднял вверх большой палец правой руки. Помимо прочего ему казалось, что подобные жесты как нельзя лучше подходят для общения с современной молодежью.

      А молодежь была настолько утомлена назидательной беседой в вагоне-ресторане, что ей и в голову не пришло искать в полумраке общительного полковника.

      С утра все было записано слово в слово. Полковник с восторгом перечитывал свои заметки. «Пронизывающий все человеческое существо холодный воздух ходил над Ольхоном и гудел, как в трубе», – добавил он к заметке от 5 октября, которую счел слишком маленькой. Хотя Груздев и адресовал свой труд «молодым юнцам, не обретшим еще достаточной рассудительности», он не отказывал будущим читателям в «рассудительности элементарной».

      Однажды на репетиции военного парада полковника угораздило встать рядом с оркестром. Один из трубачей был юн и полон усердия. Природа не обделила его, наградив сильными легкими. К несчастью Груздева, его ухо оказалось слишком близко, когда трубач решил свое усердие проявить. Сначала полковник подумал, что его контузило. Вскоре слух вернулся, но впечатление