Змеиный брод. Дарья Райнер

равнодушный вид. – Мне-то с детства твердили, что я счастливчик, в рубашке родился, а тут… Один шаг – и ты лежишь со свёрнутой шеей.

      Вита остановилась рядом и сжала его руку. Молча. Да и что она могла сказать? У каждого свой конец, предугадать который невозможно.

      – Кстати об этом… Не слышал вестей с правого берега? Ищут его?

      – Вроде нет. Все к празднику готовятся, не до того… Железняки пришлые, – Алтан поморщился, – с ними носиться не будут.

      Вита кивнула.

      – Будут, я знаю Череша… Но после Часа Тишины, не раньше.

      О неприязни степняков к железной дороге ходили легенды. Когда прокладывали первую ветку, те перешли толпой Чурнаву и встали на правом берегу – сотня человек, от детей до стариков, – чтобы спасти Эн-Хаэр от железных оков. Рельсы, по их разумению, ложились шрамами на тело Земли, а когда страдает Мать – её дети несчастны. Кто, как не потомки Яблони, должны были понять?..

      Вита смутно помнила тот спор, затянувшийся на несколько дней. Отец запрещал им выходить из дома; сам же с рассвета до сумерек пропадал в ратуше, где искал решение. Вместе с Яном Черешем и его охраной ходил на станцию: мало кто умел убеждать так, как Владан Карду. Но после ухода степняков он вовсе не выглядел довольным. «Они мне это припомнят, – усмехнулся он устало на вопрос дочери, – пусть не сразу, но однажды… потребуют своё».

      Больше он ничего не объяснил, и смута вскоре забылась. Левый берег не роптал, а вдоль правого загромыхали поезда. Стальные змеи плевались искрами и паром, от их свиста закладывало уши. На одном из таких чудовищ Вита ездила с отцом в столицу, слушая, как крылья обшивки хлопают на ветру и ревут механические поршни… Она глядела в окно, и вся степь была как на ладони. Бесконечная Эн-Хаэр, покрытая швами и гнойными узлами развилок.

      – Пойдём. – Вита пропустила Алтана вперёд.

      Кусака по обыкновению схватил её за подол. Не хотел, чтобы хозяйка уходила.

      – Сядь, – приказала она строгим тоном. И лишь затем провела ладонью по челюсти даэва. – Не выходи из чулана. Стереги.

      В пустых глазницах затлели искры – два багровых огонька, молчаливых, но понимающих.

      Вита закрыла дверь и придвинула к ней ширму, заслоняя от посторонних глаз. В дом глиняной ведьмы не ходили чужие – до сегодняшнего дня.

      – Боишься, унесут?

      Алтан стоял на крыльце. Жевал травинку, щурился на солнце.

      – Тебе лишь бы зубоскалить, – отозвалась она, опуская щеколду. Замков на входной двери не было: дурная слава крепче запоров.

      Ремень дорожной сумки Вита перебросила через плечо, шерстяную накидку – через локоть. Ночь на пороге осени будет холодной – даже в низине, не говоря уж о курганах.

      В правой руке она сжимала рукоять трости. На Костяной тропе пригодится помощь.