Осколки разума. Владислав Белик

я поставил точку и пошел, не озираясь назад.

      – Тогда сам иди, я не пойду, – сказал Дима и остановился.

      Ну и не нужен он мне. Я уверен, что без него будет проще. Легче самому все сделать, чем агитировать кого-то еще.

      Последняя ступенька была преодолена, осталось убедить мужчину, что мне десять лет. Но это было несложно, ему плевать. Достаточно было лишь молча сесть на край, что я и сделал.

      Мужчина толкнул меня, и я полетел вперед, захлебываясь водой. Она попадала везде, куда только могла. Я не испытывал больше счастья от искрометных виражей. Вода проникала внутрь легких. Мне стало отвратительно и больно. Легкие сжимались. Я не мог открыть глаза. Нужно было лишь довериться судьбе и, наконец, закончить крутой вираж. Когда мое тело погрузилось в воду, я как ошпаренный, вылетел из бассейна и закашлялся. Мое тело ослабло, и я рухнул на плитку возле бассейна.

      Сразу же ко мне подлетела мать. Она потянула меня за руку и начала шлепать по ногам, причитая: «Как ты мог так поступить? Я же волновалась! Ты меня совершенно не ценишь! Вдруг бы ты захлебнулся?». Она хлестала меня, как сидорову козу. Наше пребывание в аквапарке закончилось так же быстро, как и началось.

      На протяжении всей дороги я плакал, а мама говорила, какой я отвратительный ребенок и что совершенно ее не слушаю. Самое странное во всей ситуации – отец ехал молча. Он не сделал мне ни единого замечания. Как будто для него моя жизнь ничего не значила. Это было для меня самым обидным. Еще долгое время молчание отца терзало мое детское сердце.

      ***

      – Хочу задать вам вопрос, – сказал доктор.

      – Что вы хотите знать?

      – Почему вы считаете этот день самым лучшим в своей жизни, если чуть не ушли на тот свет? – доктор поправил очки и сменил позу.

      Как мне показалось, он уже устал сидеть на стуле, и скорее всего, наш сеанс скоро подойдет к концу.

      – В тот день я был самым счастливым ребенком. Вот поэтому. После того как я перешел в другую школу в пятом классе, больше никогда не чувствовал счастья. Тогда мой мир перевернулся, – сказал я и встал с дивана. – Я уже устал, Павел Анатольевич.

      Доктор посмотрел на часы.

      – Да, пора бы закончить. Мы с вами общаемся уже часа два.

      – Я об этом же.

      – Тогда наш сеанс окончен. Вы можете возвращаться обратно в палату. Вы же помните, где она находится?

      – Конечно, Павел Анатольевич, – сказал я и вышел из кабинета.

      В глаза бросились унылые краски психлечебницы. Отвратительное место. Я брел по ее тоскливым коридорам, пробираясь через белые двери, давно покрытые старым желтым налетом. Мне встречались такие же люди, как и я. Они не понимали, почему тут находятся. Они не знали, из-за чего общество ополчилось на них и заточило в комнату из мягких стен. Почему они считают их больными, если каждый первый человек имеет в своем распоряжении массу тараканов, бегающих внутри его черепной коробки?

      По правде говоря, все, что пишут в книгах – ложь. Много писателей, описывая комнату больного, говорят о мягких стенах, смирительной рубашке, недостатке солнечного