Меридон. Филиппа Грегори

– не настолько мне было плохо – и дождалась, чтобы сияющие сапоги прошли мимо. Подняла голову, увидела, что на меня смотрит Роберт.

      Человек, похожий на хорька, считал нашу выручку в большой книге. Карманы у Роберта были набиты битком. Парнишка снова держал повод коня, но тревожно озирался, дожидаясь, пока кто-нибудь его заберет.

      – Он мой, – сказала я.

      Голос у меня был хриплый, я отхаркнула немного крови и сплюнула, вытерев лицо шалью. Попытавшись подняться на ноги, я обнаружила, что сильно расшиблась. Я похромала к коню, протянув руку за поводом.

      Парнишка-конюх передал его мне с явным облегчением.

      – У тебя глаз подбит, – сказал он.

      Я кивнула. Судя по тому, как все кругом туманилось, один глаз у меня стремительно заплывал. Я осторожно промокнула его краешком передника, который только утром был таким беленьким и чистеньким.

      – Я думал, все подстроено, пока не увидел, как ты свалилась, – сказал парень.

      Я попыталась улыбнуться, но было слишком больно.

      – Не было ничего подстроено, – ответила я. – Я этого коня раньше не видела.

      – Что ты с ним теперь будешь делать? – спросил он. – Как будешь его содержать?

      – Вы же будете его кормить с другими, правда, мистер Гауер? – сказала я, поворачиваясь к Роберту.

      На лугу еще оставалось несколько зевак. Они ждали его ответа. Но, думаю, он бы обошелся со мной по справедливости даже без свидетелей.

      – Я сказал, что он твой, если сможешь на нем усидеть, – ответил Роберт. – Буду его кормить и подкую, для тебя. Да, и сбрую куплю. Пойдет, Меридон?

      Я улыбнулась и почувствовала, как трескается запекшаяся кровь вокруг глаза.

      – Да, – сказала я.

      Потом оперлась на шею Моря и, хромая, побрела прочь с луга.

      9

      Роберт отправил меня в харчевню, возле которой мы оставили двуколку. Я завела Море в денник и свернулась в углу на куче соломы – мне было все равно где, я слишком устала, слишком расшиблась и измучилась; к тому же я слишком стеснялась и была слишком грязной, чтобы спросить горячего питья и пообедать в общем зале, как велел мне Роберт. Несколько часов спустя, когда в конюшне уже темнело и завершалась в холодных зимних сумерках конская ярмарка, Роберт вошел во двор, с цоканьем ведя за собой двух больших лошадей и трех маленьких пони.

      Я с трудом поднялась. Ноги подкашивались, а голова кружилась, словно я весь день скакала верхом. Я выглянула поверх двери денника. Море нежно фыркнул мне в шею.

      – Боже правый, – сказал Роберт. – Ты похожа на ведьму, Меридон. Сунь голову под колонку, бога ради. Я тебя не могу в таком виде привезти домой.

      Я прикоснулась к голове и обнаружила, что потеряла чепчик, и волосы слиплись от засохшей крови. Подбитый глаз почти закрылся, вокруг рта и носа запеклась кровь.

      – Сильно поранилась? – спросил Роберт, когда я осторожно вышла из конюшни.

      – Нет, – ответила я. – Наверное, с виду страшнее, чем на деле.

      Он подозвал