Триумфальная арка. Ночь в Лиссабоне. Эрих Мария Ремарк

должна быть пожизненная. Вроде как пенсия. Ведь так, доктор?

      – Думаю, да.

      Землистое лицо неожиданно расплылось в злорадной ухмылке.

      – То-то они очумеют! Мне ведь только тринадцать. Долго же им платить придется. Вы уже знаете, какая это страховая компания?

      – Пока нет. Но нам известен номер машины. Ты же его запомнил. Из полиции уже приходили. Хотят тебя допросить. Но утром ты еще спал. Сегодня вечером опять придут.

      Жанно о чем-то задумался.

      – Свидетели, – произнес он затем. – Важно, чтобы у нас были свидетели. Они у нас есть?

      – По-моему, твоя мать записала два адреса. Я видел листок у нее в руках.

      Мальчишка встревожился.

      – Она же потеряет. Если уже не потеряла. Старость, сами знаете. Где она сейчас?

      – Твоя мать всю ночь около тебя просидела. Только под утро мы уговорили ее домой пойти. Она скоро придет.

      – Будем надеяться, она их не потеряла. Полиция… – Он слабо махнул своей тощей ручонкой. – Все жулье. Наверняка заодно со страховщиками. Но если свидетели надежные… Когда она обещала прийти?

      – Скоро. Ты насчет этого не волнуйся. Все устроится.

      Жанно пожевал губами, что-то прикидывая.

      – Иногда они предлагают все сразу выплатить. Вроде как отступные. Вместо пенсии. Мы бы тогда свою лавку могли открыть. На пару, мать и я.

      – Ты лучше сейчас отдохни, – предложил Равич. – Еще успеешь все обдумать.

      Мальчишка затряс головой.

      – Нет, правда, – не отступался Равич. – У тебя должна быть ясная голова, когда полиция придет.

      – И то верно. Так что мне делать?

      – Спать.

      – Но тогда…

      – Мы тебя разбудим…

      – Красный свет… Это точно был красный.

      – Конечно. А теперь постарайся заснуть. Если что понадобится, вот звонок.

      – Доктор…

      Равич обернулся.

      – Если дело выгорит… – Сморщенное, почти стариковское лицо мальчишки тонуло в подушке, но слабая тень плутоватой улыбки играла на нем. – Везет же кому-то в жизни, а?

      Вечер выдался слякотный, но теплый. Рваные облака низко тянулись над городом. На тротуаре перед рестораном «Фуке» пылали жаром круглые коксовые печурки. Между ними выставили несколько столиков и стулья. За одним уже сидел Морозов и призывно махал Равичу.

      – Иди сюда, выпьем!

      Равич подсел к нему.

      – Мы слишком много сидим в помещениях, – начал Морозов. – Ты не находишь?

      – Только не ты. Ты же круглые сутки на улице торчишь перед своей «Шехерезадой».

      – Опять ты со своей скудоумной логикой, школяр несчастный. Да, вечерами я, если угодно, ходячая дверь «Шехерезады», но уж никак не человек на свежем воздухе. Говорю тебе: мы слишком много сидим в помещениях. Мы в помещениях думаем. В помещениях живем. В помещениях впадаем в отчаяние. Вот скажи: разве на вольном воздухе можно впасть в отчаяние?

      – Еще как, – буркнул Равич.

      – Но только оттого, что мы слишком много живем в помещениях. А ежели ты к свежему воздуху привык – никогда. Да и отчаиваться