Триумфальная арка. Ночь в Лиссабоне. Эрих Мария Ремарк

и принялся за завтрак. Но аппетита не было. Он встал, продолжая есть стоя. Так вроде повкусней. Над крышами вывалилось багряное солнце. Гостиница просыпалась. Старик Гольдберг прямо под ним уже начал свой утренний концерт. Он кряхтел и кашлял, словно у него шесть легких. Эмигрант Визенхоф распахнул свое окошко и насвистывал парадный марш. Этажом выше зашумела вода. Застучали двери. И только у испанцев все было тихо. Равич потянулся. Вот и ночь прошла. Все подкупы темноты миновали. Он решил, что ближайшие дни поживет один.

      На улице мальчишки-газетчики уже выкрикивали утренние новости. Инциденты на чешской границе. Немецкие войска подошли к Судетам. Мюнхенский пакт под угрозой.

      11

      Мальчишка не кричал. Только смотрел на врачей. У него еще был шок, и он пока не чувствовал боли. Равич взглянул на его раздробленную ногу.

      – Сколько ему лет? – спросил он у матери.

      – Что? – непонимающе переспросила женщина.

      – Лет ему сколько?

      Женщина в косынке продолжала шевелить губами.

      – У него нога! – проговорила она. – Его нога! Это был грузовик.

      Равич послушал сердце.

      – Он чем-нибудь болел? Раньше?

      – У него нога! – повторила женщина. – Нога у него!

      Равич выпрямился. Сердцебиение учащенное, прямо как у птахи, но само по себе это не страшно. Мальчишка хилый, рахитичный, при наркозе надо следить. Но начинать надо немедленно. Нога вся всмятку, там одной грязи вон сколько.

      – Ногу мне отрежут? – спросил мальчишка.

      – Нет, – ответил Равич, хотя сам себе не верил.

      – Лучше вы ее отрежьте, чем я колченогим останусь.

      Равич внимательно глянул в стариковское лицо мальчишки. По-прежнему никаких признаков боли.

      – Там посмотрим, – буркнул он. – Пока что придется тебя усыпить. Это проще простого. Бояться нечего. Не волнуйся.

      – Минутку, господин доктор. Номер машины FO 2019. Вас не затруднит записать это для моей матери?

      – Что? Что такое, Жанно? – всполошилась мать.

      – Я запомнил номер. Номер машины. FO 2019. Я видел его совсем близко. А свет был красный. Виноват водитель. – Мальчишка уже тяжело дышал. – Страховку заплатят. Номер…

      – Я записал, – сказал Равич. – Не беспокойся. Я все записал. – И махнул Эжени, чтобы та приступала к наркозу.

      – Мать пусть в полицию пойдет. Нам страховку заплатят. – Крупные бусины пота выступили у него на лице внезапно, словно упавшие капли дождя. – Если ногу отрежете, заплатят больше, чем если… я колченогим останусь…

      Глаза его тонули в синих кругах, что мутными омутами уже заполняли глазницы. Мальчишка застонал, но все еще пытался сказать что-то.

      – Моя мать… она не понимает… Вы ей… помогите…

      Больше он не выдержал. Слова потонули в диком крике, который исторгся откуда-то изнутри, словно там бесновался раненый зверь.

      – Что нового на белом свете, Равич? – спросила Кэте Хэгстрем.

      – К чему вам это знать, Кэте? Думайте лучше о чем-нибудь приятном.

      – Мне кажется, я здесь уже целую вечность. А все остальное отодвинулось,