Триумфальная арка. Ночь в Лиссабоне. Эрих Мария Ремарк

глаза.

      Лицо ее оставалось непроницаемым.

      – Я не тороплюсь, – сказал он. – Завтра в девять мне оперировать, но это и все.

      – И вы можете оперировать, когда так поздно ложитесь?

      – Да. Это никак не влияет. Дело привычное. Да я и не каждый день оперирую.

      Подошел официант, снова наполнил их рюмки. Кроме бутылки, он принес еще пачку сигарет и положил на стол. «Лоран», зеленые.

      – Вы ведь эти в прошлый раз просили, точно? – торжествующе спросил он.

      – Понятия не имею. Вы наверняка лучше помните. Верю вам на слово.

      – Те самые, – подтвердила Жоан Маду. – «Лоран», зеленые.

      – Видите, у дамы память лучше вашей, месье.

      – Это еще вопрос. Но сигареты нам в любом случае пригодятся.

      Равич вскрыл пачку и протянул ей.

      – Вы все еще в той же гостинице? – спросил он.

      – Да. Только комнату попросила побольше.

      В зал ввалилась компания шоферов. Они устроились за соседним столиком, громогласно что-то обсуждая.

      – Пошли? – спросил Равич.

      Она кивнула.

      Он подозвал официанта, расплатился.

      – Вам точно не нужно обратно в «Шехерезаду»?

      – Нет.

      Он подал ей манто, которое она, однако, надевать не стала, накинула на плечи. Это была норка, но из дешевых, а может, вообще подделка, – однако на ней она не смотрелась дешево. Дешево смотрится лишь то, что носится напоказ, подумал Равич. Ему уже случалось видеть дешевку даже из королевского соболя.

      – Тогда везем вас сейчас в гостиницу, – то ли предложил, то ли решил Равич, когда они вышли на улицу под мелкую осеннюю морось.

      Она медленно обернулась.

      – Разве мы не к тебе?

      Ее лицо смотрело на него снизу, совсем близко. Фонарь над входной дверью высветил его полностью. Крохотные жемчужинки тумана сверкали в волосах.

      – Да, – сказал он.

      Подкатило и остановилось такси. Шофер подождал. Потом прищелкнул языком, ударил по газам и рванул с места.

      – Я тебя ждала. Ты не знал? – спросила она.

      – Нет.

      Свет фонаря отражался в ее глазах, как в бездонном омуте. Казалось, в них можно тонуть и тонуть без конца.

      – Я только сегодня тебя увидел, – признался он. – Прежде то была не ты.

      – Не я.

      – Прежде все было не то.

      – Да. Я уже забыла.

      Как накат и откат волны, он ощущал приливы и отливы ее дыхания. Все существо ее незримо и трепетно льнуло к нему, мягко, почти неосязаемо, но доверчиво и без боязни – чужая душа в чуждом холоде ночи. Он вдруг услышал биение собственной крови. Оно нарастало, пульсировало все сильнее – это не только кровь в нем заговорила, это пробуждалась сама жизнь, тысячекратно им проклятая и благословенная, столько раз почитай что потерянная и чудом обретенная вновь, – еще час назад то была пустыня, сушь без края и конца, одно только безутешное вчера – и вот она уже нахлынула потоком, суля мгновения, в которые он уже и верить перестал: он снова был первым