Новая Зона. Прыжок в секунду. Сергей Вольнов

уж пожелать, то самого невозможного. Любви.

      А теперь и Бункер, и все, все, все, что мы соорудили-понастроили, все, что накопили для того, чтобы выжить в ЗОНЕ, – в моем единоличном распоряжении. Мы объединились, чтобы выжить, и выживали, осознав, что сила наша – в единстве. Не самый характерный для изведанной ЗОНЫ случай наверняка!

      Жили. Пока не начали прыгать… Но я бы отдал все, согласился бы даже прыгнуть, клянусь! Отдал бы за одно-единственное вознаграждение!

      Если ты есть, господи милостивый, и можешь как-то влиять на ЗОНУ, подари мне хоть кого-нибудь!!! Слышишь?! Или забирай мою жизнь. Сам себя я не прикончу, не дождется ЗОНА, так подстереги и ударь внезапно, в спину… На кой мне сдалась-то она, такая жизнь…

      Но тебя нет, бог. Я в твою волю больше не верю. Иначе ты даровал бы мне избавление. Не позволил бы так отчаянно страдать, не подверг бы настолько изуверским пыткам… И потому твое имя я произношу с маленькой буквы.

      Нет тебя.

      Есть только ЗОНА. Вот в нее, проглотившую меня, я верую.

      А что еще остается? Тому, кто не прыгнул?

      восемь=восемь=восемь=

      семь=четыре=три=пять=семь=

      тринадцать=шесть=шесть=шесть…»

* * *

      – Сно-ова пустыня… – протянула девушка.

      – Пустыня пустыне рознь, – многозначительно заметил мужчина. – То была мертвая пустыня. А эта – живая.

      – Ну да, ну да. Верблюдов я тоже вижу, – язвительным тоном отозвалась она.

      Поодаль, у подножия длинного и высокого, словно песчаное цунами, бархана и впрямь обгладывало колючие кусты небольшое, с десяток особей, стадо верблюдов. Оседланные, с навьюченной поклажей, переметными сумами и прочей сбруей, и – никакой охраны. Неудивительно, что это зрелище провоцировало соблазн угнать «кораблей пустыни».

      – Украдем? – предложила Маленькая, озорно сверкнув глазками.

      – Нет уж. Тот факт, что они тут топчутся без охраны, напрочь выбивается из нормального положения вещей. А если что-то идет не так, лучше от этого «чего-то» держаться как можно дальше, соображаешь, о чем я?

      Она кивнула.

      – А может…

      Но девушка не успела озвучить идею.

      Там, за длинным барханом, грянул хор мужских голосов, распевающих на… немецком?

      Auf der Heide blüht ein kleines Blümelein

      Und das heißt: Erika.

      Heiß von hunderttausend kleinen Bienelein

      Wird umschwärmt, Erika.

      Denn ihr Herz ist voller Süßigkeit,

      Zarter Duft entströmt dem Blümenkleid.

      Auf der Heide blüht ein kleines Blümelein

      Und das heißt: Erika[2].

      – Что-о?! – вскрикнула девушка. Мужчина тотчас вскинул руки и зажал ей рот ладонью.

      – Тихо, тихо, малышка… – зашептал ей в самое ушко. – Я, кажется, понял, где мы. Дойче шпрехе еще не совсем выветрился из памяти. Германские фильмы на кассетах без перевода опять же не давали забыть.

      Он отпустил напарницу, пригнулся и взбежал на бархан. У вершины остановился, стараясь не шуметь, залег и преодолел последние метры по-пластунски, ползя по предательски осыпающемуся песку.

      Мужские

2

На лугу цветочек маленький расцвел, / То цветок вереска. / И вокруг него кружатся сотни пчел, / Сладкого вереска! / Манит их волшебный аромат / Лепестков, что на ветру дрожат. / На лугу цветочек маленький расцвел, / То цветок вереска… – Текст известнейшей маршевой песни «Эрика» (автор Хермс Ниль, перевод Я.С. Семченкова), основан на игре слов: Erika не только женское имя, но и вереск по-немецки. Именно ее мелодия чаще всего невольно возникает в памяти у людей по ассоциации, когда заходит речь о германских маршах Второй мировой войны.