Новая Зона. Прыжок в секунду. Сергей Вольнов

добавил на языке Мольера и Мопассана: – Ох, господа союзники, как же мы вам благодарны за спасение из лап кровожадных бошей!

      Офицер Ее Величества кивнул и поправил фуражку. Из джипа он так и не соизволил выбраться.

      – Поедете в танке. Уоллкрофт! Распорядись. И пусть их сначала обыщут.

      Во время обыска Большой ехидно ухмыльнулся краешком губ. Пистолет он предусмотрительно разобрал и рассовал части, механизмы и патроны по складкам экипировки – сразу и не найдешь. Наконец-то «сопротивленцев» проводили к горячо дышавшему дизельными парами «шерману». Напарник, как истинный кавалер, помог девушке взобраться на броню стального монстра. Люк был уже гостеприимно распахнут.

      Вслед за напарницей он и сам вскарабкался на броню.

      – Дамы вперед, – громко сказал он младшей. – И пробормотал себе под нос, чтобы расслышала только она: – Какой милый джентльмен этот британский капитан, даже рюкзаки разрешил оставить…

      Маленькая понимающе глянула на него и сняла свою поклажу. Поставила рядом с люком и нырнула в пахнущее горячим металлом и соляркой нутро танка.

      – Милая, принимай груз! – сказал Большой и сунул в проем люка ее рюкзак.

      В ответ – молчание. И ничьи руки не приняли груз изнутри.

      Он отпустил лямку рюкзака, понадеявшись, что тяжелый мешок никому на голову не рухнет.

      – Что за чертовщина?! – невольно вырвалось у него.

      Звука падения мягкой тяжести на металл не было. Изнутри вообще никаких звуков не доносилось.

      Большой быстро оглянулся по сторонам. Британцы-победители занимались своими делами и пока что не обращали внимания на «французов».

      Проем люка темнел перед Большим. Темнел. Никакой клубящейся серости и в помине не…

      – Не было печали, так черти накачали, э-э-эх, – с чувством выразившись по-русски, тяжко вздохнул он и полез в темноту, впереди себя просовывая свой рюкзак.

      Не имея ни малейшего понятия, встретит ли свою напарницу там, по ту сторону, или тьма неизвестности вдруг решила коварно отобрать ее у него.

      =10=

      «…тринадцать=восемь=шесть=две=три=

      четыре=девять=тридцать три=пятнадцать=

      И я привыкал к одиночеству. Куда денешься-то. Я иногда не выдерживал боли и подвывал, забившись в уголок Бункера, а бывало – хватался за «кольт», в приступе запредельного отчаяния засовывал ствол в рот… Но я до сих пор влачу. Да, именно влачу. Очень подходящее слово, всплывшее из глубин памяти не зря, не потому, что меня опять потянуло на пафос, на всяческие словесные красивости… Я, как ни прискорбно это признавать, еще не способен одолеть инстинкт самосохранения. Как ни пытался его побороть, но… Я не хочу так жить, однако не могу умереть. Разве что случайно. А пока у меня имеются в запасе пища и вода, я не вылезу за Частокол и с голоду не помру. Честно говоря, жаль… По крайней мере не пришлось бы делать выбор.

      Надежда умирает последней, так, да?

      Получается, во мне она еще жива? Но, собственно, на что мне надеяться? Вопросец тот еще. То-то и оно.

      Когда