Коварный брамин из Ассама. Гибель империи. Реванш Янеса. Эмилио Сальгари

быстро провел ими по шее и лбу, словно рисуя какие-то знаки. Янес вскрикнул. Черные глаза Сурамы открылись, она диким взглядом обвела комнату.

      – Сурама, ты меня видишь? – спросил португалец.

      – Зачем ты хочешь, чтобы я отдала своего сына марабу? – еле слышно прошептала та. – Ты мне приказал… Я должна подчиниться…

      Янес зло потряс кулаком. Попадись ему сейчас магнетизер, тому бы точно настал конец.

      – Что скажешь, Тремаль-Наик?

      – Я уже предлагал: позволь ей исполнить приказ. Мы будем рядом.

      – Проклятие! Бросить моего Соареса грязным тварям! Это не человек, а дьявол!

      Сурама поднялась с кровати, пригладила волосы. Потом, точно повинуясь неслышному зову, направилась к перепуганной кормилице и забрала малыша.

      – Гром и молния! – взревел Янес, смахивая на пол драгоценную китайскую вазу, стоившую столько же золота, сколько она весила. – В жизни ничего подобного не видел. Этот человек должен умереть, но сперва его ослепят.

      – Потерпите еще немного, господин, – сказал Каммамури. – Его признание может вывести нас на след обширного заговора, о котором мы даже не подозреваем. Речь идет о ваших с рани жизнях и коронах.

      – Хорошо, пусть будет по-твоему. Пойдемте за Сурамой.

      Рани завернула сына в желтое шелковое покрывало и без тени сомнения и малейшего колебания направилась к лестнице, ведущей в подземелья. Ребенок крепко спал с раскрытым ртом, стиснув кулачки так, словно держал в них самое грозное оружие своего отца.

      Мужчины на цыпочках двинулись за ней, хотя уже поняли, что разбудить ее не так-то просто. Сурама подчинялась могучей силе, полностью подавившей ее волю. Она без труда открывала тяжелые бронзовые двери, уверенно спускалась по ступеням, ни разу не споткнувшись и не промедлив. Магнетизер звал ее, и она подчинялась.

      Дойдя до двери в подвал, где находился пария, Сурама остановилась. Казалось, молодая женщина пытается сделать над собой последнее усилие и вернуться, но беззвучный зов, столь сильный, не оставил ей выбора. Прижав спящего сына, пригревшегося у материнской груди, рани слепо миновала раджпута и вошла в подвал.

      – Ради всех богов и небесных светил! – воскликнул Янес. – Я боюсь так, как не боялся бы, окажись передо мной десяток тигров!

      – Все скоро кончится, господин Янес, – успокоил его Каммамури. – Наш пария, оказывается, не любит побоев.

      – Я ему все ребра переломаю.

      – И убьете его.

      – Выколю ему глаза, чтобы он никогда больше не увидел света.

      – Это можно. Но умоляю, не убивайте его.

      – Хорошо, обещаю.

      Рани скрылась в подвале, откуда неслось истошное карканье марабу. Кто знает, что обсуждали птицы? Может быть, они спрашивали друг друга, почему все реки внезапно пересохли и оставили их умирать от жажды.

      – Сейчас я снесу головы этим облезлым курицам. – Янес выхватил остро наточенный тальвар с золотой рукоятью.

      – Нет-нет, господин! Вы нарушите мои планы! – Каммамури перехватил руку португальца. –