Демоническая женщина. Надежда Тэффи

(которые, кстати сказать, к моему доверителю почему-то не применялись), разве все эти ужасы могли бы вырвать из его гордых уст хоть слово признания или хоть одно из имен тысячи его сообщников?

      Нет, не таков Семен Рубашкин! Он гордо взойдет на эшафот, он гордо отстранит своего палача и, сказав священнику: «Мне не нужно утешения!» – сам наденет петлю на свою гордую шею.

      Господа судьи! Я уже вижу этот благородный образ на страницах «Былого», рядом с моей статьей о последних минутах этого великого борца, которого стоустая молва сделает легендарным героем русской революции.

      Воскликну же и я его последние слова, которые он произнесет уже с мешком на голове: «Да сгинет гнусное…»

      Председатель лишил защитника слова.

      Защитник повиновался, прося только принять его заявление, что доверитель его, Семен Рубашкин, абсолютно отказывается подписать просьбу о помиловании.

* * *

      Суд, не выходя для совещания, тут же переменил статью и приговорил мещанина Семена Рубашкина к лишению всех прав состояния и преданию смертной казни через повешение.

      Подсудимого без чувств вынесли из зала заседания.

* * *

      В буфете суда молодежь сделала адвокату шумную овацию.

      Он приветливо улыбался, кланялся, пожимал руки.

      Затем, закусив сосисками и выпив бокал пива, попросил судебного хроникера прислать ему корректуру защитительной речи.

      – Не люблю опечаток, – сказал он.

* * *

      В коридоре его остановил господин с перекошенным лицом и бледными губами. Это был один из приятелей Рубашкина.

      – Неужели все кончено! Никакой надежды?

      Адвокат мрачно усмехнулся.

      – Что поделаешь! Кошмар русской действительности!..

      Политика воспитывает

      Собрался он к нам погостить на несколько дней и о приезде своем известил телеграммой.

      Пошли на вокзал встречать. Смотрим во все стороны, как бы не проглядеть – давно не виделись и не узнать легко.

      Вот, видим, вылезает кто-то из вагона бочком. Лицо перепуганное, в руке паспорт. Кивнул головой.

      – Дядюшка! Вы?

      – Я! Я! – говорит. – Только вы, миленькие, обождите, потому – я еще не обыскался.

      Пошел прямо к кондуктору, мы за ним.

      – Будьте любезны, – говорит, – укажите, где мне здесь обыскаться?

      Тот глаза выпучил, молчит.

      – Ваше дело, ваше дело. Я предлагал, тому есть свидетели.

      Дяденька, видимо, обиделся. Мы взяли его под руки и потащили к выходу.

      – Разленился народ, – ворчал он.

      Привезли мы дядюшку домой, занимаем, угощаем. Объявил он нам с первого слова, что приехал развлекаться. «Закис в провинции, нужно душу отвести».

      Стали мы его расспрашивать, как, мол, у вас там, говорят, будто бы…

      – Все вздор. Все давно вернулись к мирным занятиям.

      – Однако ведь во всех газетах было…

      Но он и отвечать не пожелал. Попросил меня сыграть на рояле что-нибудь церковное.

      – Да я не умею.

      – Ну,