Очаровательный повеса. Элизабет Хойт

Харт, – отрезала Эва. – Хотите еще рыбы?

      – Нет, спасибо, – буркнул Аса, на мгновение позабыв о корректности: он сам будет решать, что должно его заботить, а что – нет. – Кредиторы?

      Это предположение явно позабавило Эву.

      – Если бы у моего брата были проблемы с кредиторами, неужели вы думаете, что он связался бы с восстановлением вашего театра?

      – Он мог. Ваш брат способен и не на такое… Нет, я никоим образом не хочу его обидеть, но…

      – Вы и не обидели, – пожала плечами Эва. – Вэл немного… эксцентричен, но когда дело касается денег и бизнеса, всегда мыслит здраво. Думаю, он решил вложить средства в ваше предприятие лишь потому, что намерен получить доход. Хотя… вполне возможно, что он руководствовался другими причинами.

      А это уже серьезно.

      – Какими, например?

      – Кто знает? Возможно, нашел оперного певца, которого решил спонсировать? Или пьесу… Когда дело касается Вэла, речь может идти о чем угодно.

      Аса придвинулся к ее столу, игнорируя запрещающий взгляд.

      – Вы с ним не ладите?

      – Я люблю Вэла больше всех на свете! – повысила голос Эва.

      Аса удивился ее горячности и неожиданно понял, что вполне мог ошибиться: ее сердцевина не такая уж твердая. Возможно, под холодной надменностью, под вежливым аристократичным фасадом кипят страсти, но она успешно прячет свои эмоции от всего мира.

      Ему захотелось узнать, что будет, если сорвать все внешнее, пробиться сквозь толстые ледяные стены, которые она возвела, и дотронуться пальцами до влажного тепла в ее сердцевине.

      Глава 3

      Король жил во дворце и содержал гарем с сотнями наложниц. Он был жесток и настолько похотлив, что каждый год дюжины наложниц рожали от него детей, но всякий раз, когда королевским отпрыскам исполнялось семнадцать лет, их приглашали на праздничное пиршество к отцу, после которого их больше никто и никогда не видел.

      На следующее утро Эва прибыла в «Хартс-Фолли» ровно в девять часов утра. Вместе с Жаном-Мари они прошли мимо садовников, и те сняли при ее приближении шляпы. На крыше театра тоже шла работа: вероятно, часть черепицы все же оказалась пригодной для использования. Внутри помещения стайка женщин – они явно только что пришли – снимали шляпки, шали и оживленно болтали. Эва пожелала им хорошего дня, и в ответ получила всего лишь робкую улыбку от самой юной девушки с симпатичной родинкой в уголке рта, но зато, когда прошла мимо, за ее спиной послышалось приглушенное хихиканье.

      Она здесь явно не в своей стихии, и это было видно невооруженным взглядом.

      Возле сцены она увидела мистера Фогеля, который энергично размахивал руками, призывая к себе музыкантов, а когда к ним приблизилась она, резко обернулся и грубо рыкнул:

      – Что?

      Эва кашлянула.

      – Доброе утро. Я мисс Эва Динвуди.

      Мужчина склонил голову набок и прищурился:

      – Ну и что?

      – Я пришла к мистеру Харту. – Он никак не отреагировал на ее слова, и она неуверенно спросила: – Вам