.

у твоих ног!

      – Ну и что, что в десятом классе! Мог бы и вспомнить! – Ульяна надула губки, похоже, она чуть-чуть в обиде на Журова, что тот посмел увлечься не ею. Эта ревность в сослагательном наклонении развеселила его. «Вот сучка!» – ласково и с одобрением подумал Журов.

      – Пойдем, я покажу тебе мою комнату, – предложила она.

      – Спасибо, нет, – внезапно он передумал и решил больше не задерживаться, – Как-нибудь в другой раз. Только не обижайся! Боюсь, не сдержусь и наброшусь на тебя… а ты папу своего позовешь… и он вышвырнет меня на веки вечные.

      Она вышла проводить его на лестничную площадку, прикрыв дверь, порывисто прижалась к нему всем телом и прильнула к губам. С чего такая страсть? Журов предположил, что так она проверяет, возбудится ли он. Возбудился. Удовлетворенно кивнув, она отстранилась и хлопнула дверью, бросив на прощание:

      – Котик, звони в любое время, можем сходить куда-нибудь.

      – Обязательно! – и он скатился вниз по лестнице. На воздух, на воздух!

      А не пойти ли к Кароль? Идти не больше часа, да и прогулка по ночному городу обещает быть приятной. Июнь же месяц. Опять же голову проветрить. Но, поразмыслив, он испугался вероятной поспешности своих слов и решений. Журов посмотрел на часы – есть шанс успеть перебежать Васильевский остров и перебраться к себе на Петроградскую… У моста Лейтенанта Шмидта он передумал и пошел по набережной к Дворцовому. Вдоль гранитных парапетов дружелюбно бухала молодежь. Кто-то бренчал на гитарах, особо передовые приволокли магнитофоны. Пару раз Журова приглашали выпить, он не отказывался и выступал своим в доску, клевым чуваком. Путь до Петроградской естественным образом затянулся, домой он поднялся совсем пьяным, но веселым и мирным.

      На кухне горел свет, на диванчике спала Марго, шум замков разбудил ее. Увидев племянника, она хотела сделать ему выговор, но он, счастливо улыбаясь, обнял ее со словами: «Как же я тебя люблю!» Она поморщилась от выхлопа, но высвобождаться из его объятий не стала.

      – Бобочка, опять ты пьяный! Скажи лучше, вы хорошо поговорили с Толей?

      – Лучше не бывает!

      – Вот и славно. Иди спать. Спокойной ночи!

      – Марго! Ты лучшая тетя в мире! Спокойной ночи тебе, Марго!

      Проснулся Журов на удивление свежим. Первым делом подумал об Ульяне; раз она его немножко ревновала, пусть только и на словах, он ей интересен! Все-таки хорошо, что она студентка, а не просто манекенщица. Без всяких обид вспомнились слова ее отца: «Похвально, благородно, но глупо». Выходит, и он, человек творческий, которому, по логике, должно быть глубоко пофиг, тоже советует вступать в партию… Ну-ну.

      Далее ход его утренних мыслей устремился в еще более приятном направлении: великие мира сего – редакторы, писатели, отцы советской журналистики – находят у него незаурядные способности! Так он и не сомневался. Он еще покажет, на что способен, дайте только время! Начинать, правда, придется в «Кировце», писать и править для пролетариата, но вскоре после этой скучищи его ждет Европа! Тут его мысли перекинулись на Кароль, но тоже весьма заманчивым и благоприятным образом, рисуя