Хмель. Алексей Черкасов

таращился купчина.

      – Исус не бымши. И Бог такоже. Придумка книжников да глагол верижников, какие умом рехнулись. Вот и побори меня, купец, да не один, а с Богом, со Исусом, в какого веруешь, хоша и бороды у тебя нету. Бабья образина-то. А я без Бога положу тебя, знай!

      Мужики глухо проворчали: шутка ли – изгальство над Богом над Иисусом Христом (для них не Исус, а Иисус)! Кто-то сказал, что надо бы проучить рыжую бороду да пинков надавать из ограды. Купца тоже пробрало до костей. Озверел.

      – Без Бога, гришь? Без Исуса? – И, оглянувшись на мужиков, призвал: – Будьте свидетелями, православные христиане! Биться буду с безбожником смертным боем. Слышали, как он святотатствовал? Хто экое потерпит?

      – Бить, бить надо!

      Мокей ничего не понимал. Только что собственными ушами слышал, как ругались и в Бога и в Мать Богородицу, и вдруг все ополчились на него, как на волка.

      – В Бога материтесь, а за Бога…

      Мокей не успел досказать – купчина ударил в скулу. Чуть с ног не слетел.

      – Лупи его, Гаврила Спиридоныч! Лупи!

      – Смертным боем безбожника…

      – Под сосало ему, под сосало! – орали со всех сторон.

      На крыльцо из постоялого дома и из трактира на верхнем этаже выбежали сенные девки, целовальник, заезжий лабазник, трактирщик, и все они подбадривали купчину Гаврилу Спиридоныча, чтоб он проучил смертным боем бородатого безбожника.

VIII

      И пошло, завертелось, закружилось возле крыльца!..

      Схватились грудь в грудь, отскакивали, снова сплывались, хватали друг друга за глотки, но держались на ногах.

      Мужики со стороны, особенно возчики и приказчик, поддакивали купцу Гавриле Спиридонычу, готовые сами ввязаться в драку и отбить почки и внутренности безбожнику. Со всей улицы сбежался народ к постоялому двору. Глазели, дивились, возгораясь жаждою настоящего смертоубийства. От одного к другому, как по веревочке, неслось, что купец бьется смертным боем с безбожником, какого свет не видывал.

      Мокей собрал всю свою силушку и сноровку в драках, чтоб не поддаться купчине, а положить бы его на лопатки без кровопролития да прижать к земле, чтоб он пришел в сознание.

      – Без Бога, гришь? Не бымши, гришь? – осатанел купчина и, изловчившись, ударил Мокея в нос и в губы – кровь брызнула. Заехал, как кувалдой. И тут терпение Мокея лопнуло. Ахнул купчину в скулу – челюсть вывернулась. Падая, купец ударился затылком о железную чеку возле ступицы заднего колеса телеги и руки раскинул.

      – Убивство! Убивство, православные! – заорал приказчик.

      – Сусе Христе! Сусе Христе!

      – Станового позвать! Станового!

      – Вяжите разбойника!..

      Мокей отпрыгнул к телеге, возле которой лежал купец, крикнул:

      – Не я лез с кулаками, али не зрили?

      Кто-то запустил половинкой кирпича. Мокей успел уклониться и кирпич угодил в купца – башку проломил.

      Приказчик успел достать ружье, или ему кто подал, Мокей того не знает