Плащ и шпага. Амеде Ашар

но, прошу вас, не завтра… О! нет, не завтра!.. еще один день… я не думала, что страшная истина так близка… она разбила мне сердце… Дайте мне один день, чтоб я могла привыкнуть к мысли расстаться с вами… дайте мне время осушить свои слезы.

      И, силясь улыбнуться, она прибавила:

      – Я не хочу, чтоб вы во сне видели меня такою дурною, как теперь!

      И опять раздались рыдания.

      – Ах! как тяжела бывает иногда жизнь… Один день еще, один только день!

      – Хочешь, я останусь?

      Луиза печально покачала головой.

      – Нет, нет! сказала она, это невозможно! Завтра я буду храбрее.

      – Что ты захочешь, Луиза, то я и сделаю. Завтра я приду опять и на коленях поклянусь тебе в вечной любви!

      Он привлек ее к себе; она раскрыла объятия и их отчаяние погасло в поцелуе.

      На рассвете, когда день начинается, разгоняя сумрак ночи, человек повис на тонкой, едва заметной веревке, спустившейся с вершины замка до подошвы замка Монтестрюка. Графиня смотрела влажными глазами на своего дорогого Колиньи, спускавшегося этим опасным путем; веревка качалась под тяжестью его тела. Крепкая шпага его царапала по стене, и когда одна из его рук выпускала шелковый узел, он посылал ею поцелуй нежной и грустной своей Луизе, склонившейся под окном. Слезы её падали капля за каплей на милого Жана.

      Скоро он коснулся ногами земли, бросился в мягкую траву, покрывавшую откос у подошвы скалы, и, сняв шляпу, опустил ее низко, так что перо коснулось травы, поклонился и побежал к леску, где в густой чаще стояла его лошадь.

      Когда он совсем исчез из глаз графини в чаще деревьев, она упала на колени и, сложив руки, сказала:

      – Господи Боже! сжалься надо мной!

      В эту самую минуту граф де Монтестрюк выходил с пустыми руками из игорной залы, где лежали в угле три пустых кожаных мешка. Он спускался по винтовой лестнице, а шпоры его и шпага звенели по каменным ступеням. Когда он проходил пустым двором, отбросив на плечо полу плаща, хорошенькая блондинка, которая ночью сидела подле него, как ангел-хранитель, а была его злым гением, нагнулась на подоконник и сказала, глядя на него:

      – А какой он еще молодец!

      Брюнетка протянула шею возле неё и, следя за ним глазами, прибавила:

      – И не смотря на годы, какая статная фигура! Многие из молодых будут похуже!

      Потом она обратилась к блондинке, опустившей свой розовый подбородок на маленькую ручку:

      – А сколько ты выиграла от этого крушения? – спросила она.

      Блондинка поискала кончиками пальцев у себя в кармане.

      – Пистолей тридцать всего-навсего. Плохое угощенье!

      – А я – сорок. Когда граф умрет, я закажу панихиду по его душе.

      – Тогда пополам, возразила блондинка и пошла к капитану с рубцом на лице.

      Граф вошел в сарай, где его ожидали Франц и Джузеппе, лежа на соломе. Оба спали, сжав кулаки. У трех лошадей было подстилки по самое брюхо.

      – По крайней мере, эти не забывают о своих товарищах, – сказал граф.

      Он толкнул Франца концом шпаги, а Франц, открыв глаза, толкнул Джузеппе концом ножа, который он держал наголо в руке. Оба вскочили