Колумб Замоскворечья. Александр Островский

наливает.

      Да что тут разговаривать-то. На милость суда нет. Бери все, только нас со старухой корми да кредиторам заплати копеек по десяти.

      Подхалюзин. Стоит ли, тятенька, об этом говорить-с. Нешто я не чувствую? Свои люди – сочтемся.

      Большов. Говорят тебе, бери все, да и кончено дело. И никто мне не указ! Заплати только кредиторам. Заплатишь?

      Подхалюзин. Помилуйте, тятенька, первый долг-с!

      Большов. Только ты смотри – им много-то не давай. А то ты, чай, рад сдуру-то все отдать.

      Подхалюзин. Да уж там, тятенька, как-нибудь сочтемся. Помилуйте, свои люди.

      Большов. То-то же! Ты им больше десяти копеек не давай. Будет с них… Ну, поцелуйтеся!

      Липочка и Лазарь целуются.

      Аграфена Кондратьевна. Ах, голубчики вы мои! Да как же это так? Совсем вот как полоумная.

      Устинья Наумовна.

      Уж и где же это видано,

      Уж и где же это слыхано,

      Чтобы курочка бычка родила,

      Поросеночек яичко снес!

      Наливает вина и подходит к Рисположенскому. Рисположенский кланяется и отказывается.

      Большов. Выпей, Сысой Псоич, на радости!

      Рисположенский. Не могу, Самсон Силыч, претит.

      Большов. Полно ты! Выпей на радости.

      Устинья Наумовна. Еще туда же, ломается!

      Рисположенский. Претит, Самсон Силыч! Ей-богу, претит. Вот я водочки рюмочку выпью! А это натура не принимает. Уж такая слабая комплекция.

      Устинья Наумовна. Ах ты, проволочная шея! Ишь ты – у него натура не принимает! Да давайте я ему за шиворот вылью, коли не выпьет.

      Рисположенский. Неприлично, Устинья Наумовна! Даме это неприлично. Самсон Силыч! Не могу-с! Разве бы я стал отказываться? Хе, хе, хе, да что ж я за дурак, чтобы я такое невежество сделал; видали мы людей-то, знаем, как жить; вот я от водочки никогда не откажусь, пожалуй хоть теперь рюмочку выпью! А этого не могу – потому претит. А вы, Самсон Силыч, бесчинства не допускайте, обидеть недолго, а не хорошо.

      Большов. Хорошенько его, Устинья Наумовна, хорошенько!

      Рисположенский бежит от нее.

      Устинья Наумовна (ставит вино на стол). Врешь, купоросная душа, не уйдешь! (Прижимает его в угол и хватает за шиворот.)

      Рисположенский. Караул!!!

      Все хохочут.

      Действие четвертое

      В доме Подхалюзина богато меблированная гостиная.

Явление первое

      Олимпиада Самсоновна сидит у окна в роскошном положении;

      на ней шелковая блуза, чепчик последнего фасона.

      Подхалюзин в модном сюртуке стоит перед зеркалом.

      Тишка за ним обдергивает и охорашивает.

      Тишка. Ишь ты, как оно пригнато, в самый раз!

      Подхалюзин. А что, Тишка, похож я на француза? а? Да издали погляди!

      Тишка. Две капли воды.

      Подхалюзин. То-то, дурак! Вот ты теперь и смотри на нас! (Ходит по комнате.) Так-то-с, Алимпияда Самсоновна! А вы хотели за офицера итти-с. Чем же мы не молодцы? Вот сертучок новенький взяли да и надели.

      Олимпиада Самсоновна. Да вы, Лазарь Елизарыч, танцевать не умеете.

      Подхалюзин. Что ж, нешто не выучимся; еще как выучимся-то