Стихи. Владимир Набоков

объясню? Есть в памяти лучи

      сокрытые; порою встрепенется

      дремавший луч. О муза, научи:

      в понятный стих как призрак перельется?

      Проезжий праздный в городе чужом,

      я, невзначай, перед каким-то домом,

      бессмысленно, пронзительно знакомым…

      Стой! Может быть, в стихах мы только лжем,

      темним и рвем сквозную мысль в угоду

      размеру? Нет, я верую в свободу

      разумную гармонии живой.

      Ты понимаешь, муза, перед домом,

      мне, вольному бродяге, незнакомым

      и мне – родным, стою я сам не свой

      и, к тайному прислушиваясь пенью,

      все мелочи мгновенно узнаю:

      в сплошном окне косую кисею,

      столбы крыльца, и над его ступенью

      я чувствую тень шага моего,

      иную жизнь, иную чую участь

      (дай мне слова, дай мне слова, певучесть),

      всё узнаю, не зная ничего.

      Какая жизнь, какой же век всплывает,

      в безвестных безднах памяти звеня?

      Моя душа, как женщина, скрывает

      и возраст свой, и опыт от меня.

      Я вижу сны. Скитаюсь и гадаю.

      В чужих краях жду поздних поездов.

      Склоняюсь в гул зеркальных городов,

      по улицам волнующим блуждаю:

      дома, дома; проулок; поворот —

      и вот опять стою я перед домом,

      пронзительно, пронзительно знакомым,

      и что-то мысль мою темнит и рвет.

Stettin, 10 декабря 1922 г.

      Если ветер судьбы, ради шутки…

      В.Ш.

      Если ветер судьбы, ради шутки,

      дохнув, забросит меня

      в тот город желанный и жуткий,

      где ты вянешь день ото дня,

      и если на улице яркой

      иль в гостях, у новых друзей,

      или там, у дворца, под аркой,

      средь лунных круглых теней,

      мы встретимся вновь, – о Боже,

      как мы будем плакать тогда

      о том, что мы стали несхожи

      за эти глухие года;

      о юности, в юность влюбленной,

      о великой ее мечте;

      о том, что дома на Мильонной

      на вид уж совсем не те.

<1921>

      Finis[33]

      Не надо плакать. Видишь, там – звезда,

      там – над листвою, справа. Ах, не надо,

      прошу тебя! О чем я начал? Да, —

      о той звезде над чернотою сада;

      на ней живут, быть может… что же ты,

      опять! Смотри же, я совсем спокоен,

      совсем… Ты слушай дальше: день был зноен,

      мы шли на холм, где красные цветы…

      Не то. О чем я говорил? Есть слово:

      любовь, – глухой глагол: любить… Цветы

      какие-то мне помешали. Ты

      должна простить. Ну вот – ты плачешь снова.

      Не надо слез! Ах, кто так мучит нас?

      Не надо помнить, ничего не надо…

      Вон там – звезда над чернотою сада…

      Скажи – а вдруг проснемся мы сейчас?

9 января 1923 г.

      Я видел смерть твою, но праздною мольбой…

      Я видел смерть твою, но праздною мольбой

      в час невозможный не обидел

      голубогрудых

33

Конец (лат.).