Стихи. Владимир Набоков

серых. Слева, справа

      мальчишки выбегают вдруг.

      Вдогонку шапку тот бросает,

      тот кличет тонким голоском,

      и звонко собачонка лает,

      вертясь пред зыбким колесом.

      И вновь поля, и голубеет

      над ними чистый небосвод.

      Я мчусь, и солнце спину греет,

      и вот нежданно поворот.

      Колеса косо пробегают,

      не попадая в колею.

      Деревья шумно обступают.

      Я вижу старую скамью.

      Но разглядеть не успеваю,

      чей вензель вырезан на ней.

      Я мимо, мимо пролетаю,

      и утихает шум ветвей.

(1917–1922)

      Бабочка

      (Vanessa antiopa)

      Бархатно-черная, с теплым отливом сливы созревшей,

      вот распахнулась она; сквозь этот бархат живой

      сладостно светится ряд васильково-лазоревых зерен

      вдоль круговой бахромы, желтой, как зыбкая рожь.

      Села на ствол, и дышат зубчатые нежные крылья,

      то припадая к коре, то обращаясь к лучам…

      О, как ликуют они, как мерцают божественно! Скажешь:

      голубоокая ночь в раме двух палевых зорь.

      Здравствуй, о, здравствуй, греза березовой северной рощи!

      Трепет, и смех, и любовь юности вечной моей.

      Да, я узнаю тебя в Серафиме при дивном свиданье,

      крылья узнаю твои, этот священный узор.

(1917–1922)

      Кони

      Гнедые, грузные, по зелени сырой

      весенней пажити, под тусклыми дубами,

      они чуть двигались и мягкими губами

      вбирали сочные былинки, и зарей,

      вечернею зарей полнеба розовело.

      И показалось мне, что время обмертвело,

      что вечно предо мной стояли эти три

      чудовищных коня; и медные отливы

      на гривах медлили, и были молчаливы

      дубы священные под крыльями зари.

<26 мая 1921>

      Пьяный рыцарь

      С тонким псом и смуглым кубком

      жарко-рдяного вина,

      ночью лунной в замке деда

      я загрезил у окна.

      В длинном платье изумрудном,

      вдоль дубравы на коне

      в серых яблоках ты плавно

      проскакала при луне.

      Встал я, гончую окликнул,

      вывел лучшего коня,

      рыскал, рыскал по дубраве,

      спотыкаясь и звеня;

      и всего-то только видел,

      что под трефовой листвой

      жемчуговые подковы,

      оброненные луной.

<1921>

      Я думаю о ней, о девочке, о дальней…

      Я думаю о ней, о девочке, о дальней,

      и вижу белую кувшинку на реке,

      и реющих стрижей, и в сломанной купальне

      стрекозку на доске.

      Там, там встречались мы и весело оттуда

      пускались странствовать по шепчущим лесам,

      где луч в зеленой мгле являл за чудом чудо,

      блистая по листам.

      Мы шарили во всех сокровищницах Божьих;

      мы в ивовом кусте отыскивали с ней

      то лаковых жучков, то гусениц, похожих

      на шахматных коней.

      И